«Ещё одно скучное сборище болванов».

Но почему же болванов? Конечно, все люди здесь не являлись болванами в прямом смысле этого слова. Партнёры, конкуренты, поставщики, всякие «наследники», как он сам, или люди более способные – все они неглупы, по-своему, может даже интересны, если такие извращения тебе по нраву, и диалоги тут порой так изворачиваются, что впору бы надевать доспех, а не костюм. «Болванами», получив приглашение, Лео окрестил их за то, как они все ему осточертели, и как всё из приёма в приём, из приглашения в приглашение, всё одно да по тому же – хитрости, уловки, договора, обсуждения, - одно да по тому же.

Но почему же скучное? Если забыть о первой, уже озвученной, причине, всё было не так уж и плохо в этот раз. Сейчас это галерея, а не какая-нибудь выставка, банкет, или, упаси боже, форум. Экономические форумы Леонард ненавидел больше всего, и необходимо было выработать лимит «мелких» встреч, чтобы иметь полное право напомнить отцу, что для таких важных мероприятий лучше всего будет его личное присутствие, а он, поглядите, и так невероятно продуктивен, со всех сторон не придраться.

Настроения быть продуктивным сегодня не было. Настроение, если уж честно, было чрезвычайно развесёлое – открывшийся Леонарду пейзаж в высшей степени поразил его воображение: все такие серьёзные, деловые, продуктивные, расхаживают в красивой одежде меж картин обнажённых людей, кое-кто явно смущён, кому-то категорически насрать, а кто-то с видом ценителя разглядывает очередной ню-шедевр.

- Да неужели? – Леонард мягко смеётся. – Боюсь, я не так творчески проницателен. А что скажете про эту картину?

Как раз такого мотылька он и поймал. Хотя, если точнее, тот поймал его сам – за разглядыванием одной из картин, решив, что нашёл родственную душу, когда Леонард лишь пытался скоротать время. Сейчас он планировал выслушать все возвышенные эпитеты, пройти вместе с ним все тропки к тайным смыслам, чтобы посмотреть, проскользнёт ли хоть раз в речи нового знакомого пусть и призрачное, но признание, что всё это дело его попросту возбуждает.

Пока что безуспешно.

- Признаться, никогда бы не подумал, что у человека вашей области деятельности может найтись столь тонкое художественное чутьё.

И чем же занимается наш пылкий визави? Не поверите – удобрениями. Всё логично, если подумать, - вкус-то у него дерьмовый. Сам Леонард больше предпочитал экспрессионизм, импрессионизм, сюрреализм, словом, много чего предпочитал кроме того, что видел сейчас. Голых тел в его жизни было достаточно, и символизма в этом он не видел.

Меж делом он думал и о делах.

В его области деятельности стоит быть деликатным, по крайней мере поначалу. Все знают, что «поглощение» или «слияние» - это что-то неприятное. Это что-то про то, что ты теряешь свой бизнес, а значит кучу времени и возможно потенциальных денег. Когда к тебе подходит человек, который занимается подобными вопросами, разговаривать ты с ним, скорее всего, не захочешь. Поэтому знакомиться с будущими клиентами стоит ещё до того, как у них всё пойдёт крахом, желательно – знакомиться также и с теми, из-за кого это всё случится. У стороннего наблюдателя всегда возникает впечатление, что работа Леонарда – это дипломатия, переговоры. На самом же деле, это постоянное планирование и прогнозирование. Дальше, точнее, более предсказуемо, чем тебе распланируют твои же специалисты.

И у нового сорта тех самых удобрений мистера Художественного Критика прогнозы так себе. Повезло же – работа идёт к тебе сама, - и поэтому они разговаривают, не только о картинах, но и о возможном сотрудничестве с их давненько уже вставшей на ноги сетью аграрных комплексов. Конечно, этого никогда не случится.

К концу разговора Леонарду требуется больше вина. Кто бы мог подумать, что этот вечер станет таким мучительным лишь потому, что не с кем поделиться своими мыслями по поводу атмосферы и связью между удобрениями и восприятием искусства. Он разговаривает то с одним, то с другим, в какой-то момент к разговору насильно примешивается официантка, и все те люди, что на сегодня уже выполнили свои поставленные задачи, принимаются вспоминать какие-то, по их мнению, забавные казусы в работе, немного – даже сплетничать. Разговор идёт о вине, потом о том, как они все начинали, и невыносимая поначалу болтовня начинает приобретать хотя бы подобие нормального общения. «Уголок Леонарда», в конце концов, несколько выбивается из общей атмосферы, и удивительно заметить там действительно серьёзного человека, ровесника его отцу, увлечённо переговаривающегося с той же официанткой.

Ах, что за вечер. Скорее бы он закончился. В тот момент, когда его взгляд начинает «блуждать», Лео и видит Кристиана Адлера, его бывшего одноклассника. Женщина из компании замечает его взгляд и с улыбкой спрашивает:

«Вы знакомы?»

- Вместе учились, - отвечает Леонард, улыбнувшись. Повисает короткая пауза, за время которой все успевают сравнить разницу в их профессиональном росте за одно и то же время. А она, конечно, была огромной. Кристиан всегда был зубрилой и занудой, каким Лео его помнил, но теперь он, надо сказать, стал занудой симпатичной. Похорошел. В детстве, да и после, ему часто ставили его в пример. Только глухой, казалось, не слышал о его ошеломительном успехе. Лео, как бы ему того порой ни хотелось, глухим не был.

- Очень способный молодой человек, - наконец, заключает та же леди. – Надеюсь, успех не вскружит ему голову.

- Все мы немного не прочь, чтобы успех вскружил нам головы, да только где же он – этот головокружительный успех? – фраза отдаёт укоризной, но Леонард беззаботно смеётся, и создаётся впечатление, что он о себе.

- Вам ли жаловаться, мистер Прейслер, - другой мужчина смеётся в ответ. Лео разводит руками.

- Я вас уверяю, если Кристиан такой же, каким я его помню, эта выставка – самое головокружительное, что он видел в своей жизни. Но перед тем, как мы превратимся в сварливых сплетников, я бы хотел, пользуясь случаем, спросить вашего мнения – действительно ли так хороши эти картины, как мне их расписал гер Майер?

В компании снова звучит смех, и тема переключается.

Обсуждать Кристиана ему не хотелось. Он, если уж на то пошло, и так слишком часто пересекался с информацией о нём. Его родители, например, следят за его успехами. Его партнёры, да и просто собеседники на подобных приёмах, тоже частенько о нём вспоминают. Те из них, с кем он знаком уже давно, передают слухи практически не стесняясь, если судить по меркам их круга. Леонард, наверное, слышал их все. Становится даже немного обидно – уж по сомнительным слухам-то он должен был занимать первое место. Сказать, насколько они правдивы, сложно: легко завидовать такому человеку, во-первых, и Кристиан всегда был немного «вещью в себе», что во-вторых, а в тихом омуте с разной степенью вероятности могут водиться как черти, так и ничем не примечательная, стоячая, немного попахивающая так, вода.

И всё же он похорошел. Они встречались не раз на таких, и других, мероприятиях, но никогда не общались. Кристиан смотрел на него как будто бы совершенно незаинтересованно, что не могло не бесить в контексте постоянного сравнения, и всё это время он видел в нём лишь того самого зубрилу-зануду. Видимо, его проникновенный взгляд на одну из этих проклятых безвкусных порнокартин всё же напомнил, что он - тоже человек. Может быть, даже человек, который занимается сексом с другими людьми, или хотя бы думает об этом, вместо того, чтобы надрачивать по вечерам на бухучёт.

Леонард нечасто захаживал в этот клуб, хоть и расписание мероприятий у него было давно. Когда-то, вместе с владелицей, они продумывали, какую мебель купить, какой стиль выбрать, какие правила устанавливать – это место было её мечтой, и Лео присутствовал как в моменты, когда это мечта только зарождалась, так и в те, что она наконец пришла к исполнению. Для него, не так уж важно всё это было. Но видеть Анну счастливой ему было приятно.

Сейчас это просто место, полностью лишённое интриги. Он был здесь недавно, и это должно было отодвинуть следующий визит ещё как минимум месяца на три, но других планов на вечер у него не было, и Лео решил совместить приятное с полезным: набрал различных знакомых, на этот раз определённого круга, кое-куда они быстренько заскочили перед этим, и в клуб пришли уже к моменту, когда шоу было в разгаре. Приводить Анне несколько новых клиентов – это привычка, которую Леонард взял с тех пор, как они почти перестали общаться, просто чтобы немного её встряхнуть, и следовал он ей как раз в такие моменты, когда ничего другого в городе, казалось, и не происходило.

Ехать в чужой машине было непривычно. Разговоры в салоне, впрочем, ходили превесёлые – девушка вспоминала неловкие ситуации с подвешиванием, в которые она попадала, а другой его знакомый к собственному стыду вспомнил в них неопытного себя, и теперь извинялся разом перед всеми, кто теперь вспоминает о нём такие истории. Леонард смеялся и говорил, что если никто не пострадал, то ничего страшного, ведь секс – это не только серьёзные лица.

У него и самого было время, когда он не понимал, что делает, и тогда не всегда удавалось просто посмеяться над ситуацией.

Его браслет ему выдали уже практически не глядя. Девушка выбрала «нижнюю», парень «верхнего», другой, несколько поколебавшись, тоже «нижнего», хотя Леонард точно знал, что он свитч, и потому слегка улыбнулся, решив помочь ему снять пальто. Сам он пока не решил, собирается ли оставаться с этой компанией весь вечер.

«Неплохо», - Хелен прошептала ему на ухо, не отрывая взгляд от сцены, когда они вошли в зал.

«У нас есть столик?» - отозвался её недавний собеседник.

Леонард осмотрелся – свободных мест было несколько. Если точнее, три. Одно поближе к сцене, другое подальше от всех, и третье…

Ох, да неужели?

«Может, вон то, поближе к сцене?» - парень, с которым Леонард решил поиграть в джентльмена, указал в сторону столика.

Леонард улыбнулся в сторону, где было последнее свободное место, и вновь повернулся к своим спутникам. Теперь он улыбался уже значительно шире.

- Отличный выбор! Птичка нашептала мне, что сегодня тут будет интересно. Проходите, заказывайте напитки, мне надо кое с кем поздороваться.

Кристиан Адлер. Надо же. И не на каком-нибудь очередном скучном бизнес-сборище, а в бдсм-клубе. Это, конечно, уже интересно. Это очень интересно. Он смотрел на него всего ничего, но успел понять всё, что ему было нужно, по языку тела его самого и его компаньона. Стало быть, блистательный Кристиан Адлер не брезгует проводить выходные у кого-нибудь под подошвой. Это интригует больше, чем Леонард привык. Столько вопросов…

Нет, здороваться с ним он не собирался. Не сейчас, по меньшей мере. Взгляд, улыбка, - всё это не смущало Кристиана достаточно долго. Не дольше, чем можно было бы ожидать от случайной встречи, хотя деликатнее было бы, конечно, сделать вид, что не заметил его вовсе. Но ведь деликатность – это так скучно, верно?

Осмотревшись ещё раз, он нашёл того, кого искал, и подошёл к одной из официанток. Та поприветствовала его сначала улыбкой, а потом и стукнула кулаком о его кулак.

- Как прошло? Скажи мне, что ничего криминального не было, или я буду чувствовать себя ужасно виноватым.

- Могло быть и лучше, но могло быть и хуже, - она сдержанно смеётся. – Но в плане денег – вряд ли. Вряд ли могло быть лучше. Да и за работу в галерее заплатили неплохо.

Она показывает тонкий изящный браслет на руке.

- Вот. Через пару дней встречаемся снова. Что я тебе должна за услугу?

Леонард усмехается.

- Боже, за кого ты меня принимаешь. Всегда приятно помочь человеку в его стремлениях. Может быть, спрошу чего из его болтовни, но не более.

- Болтовни, конечно, много, - она закатывает глаза, а потом снова смеётся. – Но это не так уж и плохо. Ты только поздороваться или ищешь Анну?

Леонард коснулся груди.

- Я начинаю задумываться о том, что не должен был уступать такую умную женщину какому-то там старику-магнату. Но, на самом деле, есть ещё просьба. Скажи, тот человек за девятым столиком бывает тут часто?

- Который? Николаса ты вроде и сам знаешь.

- Который нижний.

- А, этот… знаешь, не особо часто. Я бы его и не запомнила, не будь он таким…

- Чванливым? Фригидным? Высокомерным?

- Я хотела сказать, хорошо одетым, - она смеётся. – Да и назвать его фригидным язык не повернётся, тут ведь часто просто так посидят, посмотрят, поболтают. Он всегда идёт в приват. А вы, я погляжу, знакомы?

- Не так хорошо, как я думал. Теперь кажется, что и вовсе нет.

- Ясно. Ну, приятно с тобой поболтать, но я на работе. Подожди у стойки, я позову Анну.

- Мерси, мадмуазель, - Лео склоняется в шутливом поклоне и проходит к стойке. Заказывает себе выпить – кровавую мэри.

Кристиан Адлер. Постепенно эта информация начинает укладываться у него в голове. Действительно, сквозило в его поведении, в его жестах, что-то неуловимо узнаваемое. Леонард повидал уже достаточно нижних, верхних, геев, бисексуалов, и потому его «гей-радар» обычно работал отменно, так же и радар на людей определённых склонностей, но Криса вот почему-то упустил. Потому что он стал таким «болваном», видимо, как Леонард думал, лишь болваном более успешным. Приходится пересмотреть своё отношение.

Да, Кристиан был хорош собой. И Кристиан, если уж честно, уже совсем его достал за последнее время, хоть сам к тому руку и не прикладывал. Кристиан… стал интригующим, теперь. Каково, интересно, его трахать? Каково заставлять его умолять об этом? Каким выглядит его лицо без этого раздражающего безразличия? И каково будет чувствовать себя, встретившись с ним на очередном мероприятии, после того, что могло бы произойти.

Нет, соблазн слишком велик. Эта игра обещает быть невероятно весёлой – может быть, веселее всего, что он проделывал за последнее время. И сложнее, конечно. Таких людей, как он, окрутить не так просто. У него наверняка есть какой-нибудь список нелепых требований к партнёру, и один лишь бог знает, насколько они дурацкие, и под какое количество Леонард не подходит. Нужно это всё обойти. Выбить его из зоны комфорта, причём так, чтобы тот не сбежал, поджав хвост. Николас… даже не знает, как ему повезло. Ровно как и то, что скоро его везение закончится.

Леонард осушает коктейль и со стуком ставит бокал на стойку. Решено. Сначала нужно привлечь его внимание. Сейчас Кристиан, определённо, на его территории, будь он хоть тысячу лет опытным и уверенным в себе.

- Боже, ты в порядке? Выглядишь как маньяк.

Анна прислоняется к стойке рядом с ним и скрещивает руки на груди. Леонард смеётся в ответ.

- У меня отличное настроение. Я встретил старого друга.

Женщина приподнимает бровь.

- Я так понимаю, ты не обо мне? Мне ты никогда так не радуешься, - в конце фразы её губы трогает лёгкая улыбка.

- Дорогая моя, я страшно извиняюсь, но ты же знаешь меня. Нарадовались уже.

- Это уж точно. Ну так что, опять привёл мне клиентуру? Дела у меня не так плохи, знаешь ли, хотя всегда приятно видеть новые лица. Есть какие-то особые пожелания? У меня чувство, что ты хочешь меня о чём-то попросить.

Леонард встаёт и жестом приглашает её отойти чуть подальше, где рядом людей нет.

- Анна, просьба действительно есть. Мне надо поучаствовать в шоу. И я надеюсь, что ты согласишься быть моим партнёром.

- С ума сошёл? – она потирает лоб, выдыхая. – С чего такое рвение? Ребята готовились, программа расписана, у тебя нет опыта. Мне продолжать? А если что-то пойдёт не так?

- Всё пройдёт прекрасно, ты и сама знаешь, все ошибки мы с тобой уже сто раз отработали. Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было, и ты меня знаешь тоже прекрасно. А если ты боишься, что у меня боязнь сцены, то я оскорблён до самой глубины души.

- Я так понимаю, роль нижнего в этом случае отведена мне? С чего ты решил, что мне это интересно?

- У тебя неплохо получалось.

- Лео, иногда твои комплименты не так хороши, как ты думаешь.

Анна замолкает. Смотрит на сцену, задумчиво стуча носком туфлей по паркету. Леонард продолжает:

- Никто не расстроится, если программа будет дольше.

Она усмехается.

- Я буду должен тебе услугу. Любую, прошу заметить!

- Я тебя умоляю.

Сделав паузу, Лео ловит её руку и улыбается.

- Мы давно ничего не делали вместе. Я знаю, что это не совсем в твоём вкусе, но будет весело. Тебя давно уже не было на сцене, меня – давно не было с тобой. Ты и так знаешь, что можешь доверять мне полностью, но я обещаю, что всё пройдёт прекрасно. Ты знаешь, как мне было бы больно потерять тебя, и я бы ни за что не сделал бы ничего, что повредит нашей дружбе.

Его подруга молчит ещё некоторое время, и время это короткое, но Леонард видит на её лице все стадии принятия, что происходят в её голове. Наконец, она снова улыбается.

- Я и правда скучаю по сцене. И ты, конечно, дъявол, снег зимой продашь, но с тобой и правда было весело. Я выступлю с тобой, по старой дружбе. Но не думай, что забуду про услугу. И уж поверь, я постараюсь сделать её такой, чтобы в полной мере повеселиться, и насладиться твоим смятением, уже самой.

- Проси что угодно, душа моя!

Наконец, Анна вздыхает и разрывает прикосновение.

- Надеюсь, этот твой «старый друг» стоит таких усилий. Ты всегда немного перебарщиваешь, как по мне, но кто я такая, чтобы стоять на пути у… что бы там у тебя ни было. Подожди немного, мне надо обговорить с персоналом программу. Этот номер уже скоро закончится. Переодеваться будешь? Что конкретно хочешь исполнить?

Леонард описывает ей то, что примерно задумал. Ничего особо театрального, и переодеваться не придётся. Кое-что личное, если подумать, никаких слов, конечно, но очень напоминает их университетский опыт – что-то, что знакомо каждому, что-то, что символизирует постепенное раскрытие, поначалу скоромное, и дальше. Что-то действительно интимное. Так ей будет проще расслабиться, так им обоим – будет приятнее. Анна сначала кивает, потом улыбается, затем мотает головой и говорит, что стала слишком сентиментальной, «видимо, это возрастное». Какой там возраст…

Леонард снимает свой браслет и проходит с ней в комнату для персонала.

Когда они вышли на сцену, Леонард не мог не заметить оживление публики – той, что старая, завсегдатаи, полюбившие клуб Анны, и уже отвыкшие видеть её на сцене. В самом начале, когда тот только открывался, она выступала регулярно. Ей действительно это нравилось, и она – людям нравилась. Тогда она, конечно, выступала только в роли верхней.

Шоу началось с «предварительных» ласк – он обошёл её кругом, рукой проведя по её щеке, заставляя за собой повернуться. Она расстегнула пуговицу на его рубашке в движении. Леонард схватил её за волосы и наклонил голову Анны вперёд в «танцевальном», совместном, движении, и прислонился губами к её шее, прежде чем вновь обойти и начать завязывать ей руки, встав так, чтобы не заслонять обзор.

Сейчас, когда это выступление, приходится действовать быстрее, чем обычно, но он делал это множество раз – и это было видно. По чётким, уверенным движениям. Вскоре руки уже были связаны за спиной.

Анна была красива. Длинные каштановые волосы спадали на её плечи, движения её рук, пока она ещё могла ими что-то делать, выглядели плавно, и она казалась полностью вовлечённой в эту игру. Конечно, всё это было для того, чтобы привлечь внимание Кристиана, но это не значит, что Лео собирался на него отвлекаться. Он обещал ей, что всё будет «прекрасно», сказал, что ему будет больно её обидеть, и не собирался её подводить. Сейчас всё его внимание было сконцентрировано на ней.

Она стала искать его глазами. Действительно, как тогда, когда они только начинали пробовать, - тогда она нервничала, и он нервничал. Леонард провёл рукой по её телу, по шее, пока она не прикрыла глаза сама, «успокаивая», и накинул поверх закрытых глаз повязку. Следующий обвяз лёг уже на её тело, лёг над и под грудью, очерчивая и без того обтягивающее платье, лёг на бёдра, под широкие разрезы платья, и ткань ещё скрывала её тело частично.

Наконец, он её приподнимает, и следом – сначала одну, потом вторую ногу, обвязывает и крепит к кольцу. Постепенно, его движения становятся всё более резкими, грубыми, но в момент, когда Анна полностью держится на верёвках, Леонард отходит и подталкивает её, заставляя кочнуться. затем – ещё раз.

Дальше – на его вкус. Он играет с положением верёвок, узлов и креплений, которые успел связать, крепит ноги в более неудобных, красивых позах, уже явно показывая, что может делать с ней всё, что хочет, - момент колебаний и настройки на процесс в этой сцене прошёл. Сейчас, больше походя на себя прежнего, он очерчивает пальцами верёвки, и когда завязывает, и немного после – изучает её тело. Каждый раз, как оставляет её прочувствовать момент, он ещё немного расстёгивает свою рубашку, пока пуговицы не кончаются. В момент, когда Анна висит вниз головой, Леонард разрезает её платье вверх, поначалу касаясь кончиком лезвия, затем – в несколько движений разрывая ткань, и та лоскутами спадает на пол. Действительно, какой там возраст? Тело у неё всё ещё красиво.

Хорошо, что он успел проверить реквизит.

Ничего особенного, если подумать, в этом представлении нет. Никакого экстрима, если не считать момента, когда он резко опускает верёвку и снова натягивает, не давая упасть слишком низко. Действительно, были в их «практике» и такие моменты, когда всё шло не так гладко. Забавно сейчас оглянуться назад и вспомнить, какими сложными их отношения были, и насколько они просты сейчас. Сколько было драмы в эти университетские годы…

Сцена заканчивается постепенно – сначала освобождается одна нога, пока вторая, согнутая, ещё висит выше тела, потом – и вторая, вместо неё поднимаются вверх руки. Только это крепление остаётся, когда Леонард спускает её на землю, и снимает его он последним, сразу за ним – повязку. Он держит её за руку и улыбается ей, стараясь приободрить, всё ведь закончено. Взгляд её ещё немного расфокусирован, но Анна быстро приходит в себя. В комнате для персонала её улыбка уже выглядит обычной, разве что слишком широкой. Лео, замечая это, улыбается ей в ответ:

- Я же сказал, что всё будет хорошо.

- Просто я успела придумать тебе наказание, - объясняет она своё хорошее настроение, поправляет волосы и хлопает его по щеке. – Следующий месяц, по четвергам и субботам, ты будешь здесь в семь часов. Не вздумай опаздывать и веди себя хорошо.

Лео смотрит на неё сначала с интересом и недоумением, но потом осознание к нему приходит. Расписание мероприятий, да, это общее расписание, - как раз по этим дням она проводит уроки шибари.

- У тебя ведь тоже «неплохо получалось».

Леонард неловко смеётся, понимая, что комплимент действительно был сомнительный.

- Всё, что захочешь, как я и сказал.

- Замечательно! А теперь, позволь, у меня есть настоящая работа. И переодеться надо.

- Ухожу, ухожу!

Леонард забирает обратно свой браслет, натягивая его на запястье уже на выходе, и возвращается к своей компании. Девушка толкает его в бок.

- Когда ты сказал, что сегодня тут будет интересно, я и представить не могла, что ты сам будешь выступать! Кто эта девушка?

Леонард улыбается, смеётся, рассказывает им про Анну, но думает, конечно, о другом. Краем глаз он успел зацепить взгляд Кристиана, когда уходил, и тот выглядел… заинтересованным, насколько можно было заметить относительно издалека. Что теперь? Подойти к нему, как в каком-нибудь дешёвом романе, подкатить? Хотелось бы. Сейчас он ещё на «подъёме», и уверенность в себе, и так бывшая на высоте, поднялась ещё выше. Но нет. Это было бы слишком дёшево. У человека должна быть сила воли. Дадим ему немного времени, посмотрим, поздоровается ли наконец сам, или подразним ещё. С этой мыслью Леонард немного успокаивается и приобнимает парня-нижнего за талию. Заказывает выпить на всех.

- Что тебе больше всего понравилось? – тихо говорит ему на ухо.

В конце концов, с Кристианом или без, эту ночь в одиночестве он заканчивать не планировал.

Спутник Леонарда отвечает, что ему понравилось, как верёвки впивались в тело. Ещё - что это напомнило ему прошлый опыт. Он не был новичком в этом - как и никто из тех, кого Лео пригласил, - но сейчас явно терялся. Казалось, он ещё не вполне понимает, что с Леонардом делать, может быть, даже как именно тот его привлекает, и решил плыть по течению. На данный момент Лео это устраивало. В конце концов, между ними мало каких искр пролетало до этого - ему и самому было любопытно, как пойдёт. А если не пойдёт - так тут целый клуб людей, разгорячённых представлением. Найти кого-то уровня Кристиана или Августа, впрочем, всегда было тяжело. И насчёт Кристиана ещё предстояло выяснить.

Программа продолжается, и на сцене начинается новый номер. Леонард со смехом говорит, что в этот раз должно быть что-то поэкзотичнее. Пока что, даёт парню рядом привыкнуть к его прикосновениям. Немного выпить. Тот, усмехнувшись, застёгивает ему рубашку на несколько пуговиц.

В этот момент их застаёт Кристиан – Леонард смотрит на него вполоборота, очень внимательно, когда тот появляется, проходится взглядом и по рубашке, и по немного растрёпанным волосам. Сейчас он выглядит ещё сексуальнее, и сдержать эту мысль в собственном взгляде уже никакая сила воли не поможет.

Теперь представить его под собой ещё легче.

Он улыбается ему, выходит несколько хищно. Сдерживать свой нрав после шоу становится сложнее.

- Мне повезло – у меня была на редкость хорошая партнёрша, - в его голосе вновь звучат нотки смеха. – Могу лишь надеяться, что на этом моё везение не закончится, хотя твоя похвала, я уверен, забрала добрую его часть.

Ребята из компании переглядываются, их взгляд закономерно останавливается на Леонарде, и тот объясняет:

- А, не удивляйтесь, это мой старый знакомый. Кого в таких местах только не встретишь, верно?

И теперь он смеётся вслух, коротко, прежде чем снова переключиться на Кристиана. Он как раз и сам обратился к ним, потом – уже к Леонарду. Предлагает «экшн», «приват». Очень смело. Очень решительно! Сам он, признаться, и не надеялся на такой хороший результат. Как в плане своего представления, так и в плане представления Адлера. Максимум, на что он рассчитывал, так это на какой-нибудь претенциозно-снисходительный жест. Разве можно так сразу заводить человека? Нужно как-то срочно взять себя в руки.

Леонард, проведя рукой по волосам, примирительно-виновато улыбается.

- Ну разве можно отказать на такое откровенное предложение? Прошу меня простить. Запишите всё на мой счёт, и не скучайте, я вас умоляю! – он поворачивается к парню рядом с собой и касается его руки. – Клянусь всё компенсировать, так или иначе.

И на этой ноте он поднимается, оказавшись, поначалу, уже вплотную к Кристиану, и кивает в сторону его столика, слегка касается его спины - приглашает идти вперёд. Очевидное отсутствие Николаса он замечает ещё издалека, хотя факт того, что его там уже нет, был понятен и без того.

- А, гляжу Николаса ветром сдуло, - в его тоне слышится явное веселье. – Ну, ему не привыкать, он у нас парень упорный, не пропадёт.

Кристиан выглядит взбудораженным. Приятно видеть его таким, и ещё приятнее знать, что таковым он не выглядел на тот момент, когда Лео увидел его с полчаса назад. Леонард падает на диван, кладёт ногу на ногу и жестом приглашает сесть к нему поближе. Вновь подзывает официантку, и та смотрит на него с тенью весёлого недоумения вперемешку с лёгкой хитрецой. Кристиану он просит принести то же, что он пил до этого, а себе берёт джин. Пожалуй, это его последний напиток на ближайшие пару часов.

- Кто бы мог подумать, что мы встретимся в таком месте. Увидь нас сейчас кто из наших чрезмерно информативных доброжелателей – глаза бы с пола пособирали! По крайней мере, отмахиваться от этих бесконечных сплетен о тебе мне станет повеселее. А то очень уж утомительны они становятся, сил нет. Что ж…

Кончиками пальцев он проводит по его шее, заставляя слегка приподнять голову, и заканчивает прикосновение позади, аккурат под волосами.

- Ты ведь такой занятой человек, так что я не буду попусту тратить твоё время. К тому же, мне любопытно: за чем конкретно ты ходишь в такие места? Хочешь чего-то такого?

Он кивает на сцену.

- Чего-то ещё? Я, конечно, могу обставить всё на свой вкус. Но мне только сессии будет уже, признаться, маловато.

Его улыбка, вроде располагающая, вновь отдаёт чем-то недобрым.

Слухи, не слухи… Леонард давно прекратил обращать на них всяческое внимание. Он очень рано выучил, что чем громче ты смеёшься, чем больше людей вокруг тебя собирается, тем больше будет и слухов. Разумеется, есть и иные пути заразиться этим недугом. Вот, как Кристиан Адлер, например. В школе – слишком усердный мальчик, оттого и неприметный. Кому было дело? Потом он стал слишком хорош – и вуаля. Коршуны слетелись.

Леонард уже даже не злится. Может, особо никогда и не начинал. Людям нужно как-то развлекаться, что-то обсуждать. Людям нужно чувствовать себя лучше других. И людям всегда будет интересно поболтать о ком-то, кто действительно чем-то в этой жизни занимается.

Но вот этот слух,.. «Леонард Прейслер трахает Кристиана Адлера» - этот слух Лео послушал бы с удовольствием. К собственному удивлению, уже не только потому, что Адлер такая скотина. Если уж и быть замешанным с кем-то в секс-скандале, так пусть хотя бы с кем-то стоящим. Нет хуже репутации, чем репутация мужчины с плохим вкусом.

А этого выбором человека с плохим вкусом не назовешь. Немного забавляет, с какой лёгкостью он говорит, что и сам хочет, чтобы его трахнули. Будто заказывает обед. Мог бы немного и подыграть! Но нельзя получить всё за раз, видимо. Ничего страшного.

Кристиан рассказывает, что ему не нравится, подразумевая, что нравится-то ему многое. Леонард кладёт руку ему на ногу, и проводит чуть вверх. Его прикосновения, даже сейчас, кажутся несколько крепче, чем для простой ласки. Так можно было бы касаться человека, который принадлежит тебе, или будет принадлежать очень скоро. Ему интересно – изменится ли голос его собеседника хоть немного?

Да, казалось бы, стоит обрадоваться тому, что Кристиан говорит. Лео даже немного задумался. По его опыту, обычно это скорее проблема, чем нет. Редко бывает так, что ограничений действительно мало, чаще они попросту выясняются в процессе. Ну, может, в этот раз повезёт. Если да – замечательно.

Он кивает, улыбаясь, говорит:

- Ну разумеется. Мы с тобой, можно сказать, торгуем в том числе и лицом, - Лео вдруг смеётся. – Может, ещё немного душой. Но уж её качество проверить трудновато. За серьёзные повреждения можешь не переживать, как и за всё остальное перечисленное – не мой стиль. Но что совсем тебя не подпорчу… рад, что обещать не придётся. Как, скорее всего, и наличие повязки. Хочу, чтобы ты всё видел. И самому мне… есть на что посмотреть.

Кристиан расстёгивает его рубашку обратно. Честное слово, проще будет её уже снять. Правда, тогда он упустил бы прекрасную возможность почувствовать его прикосновения на своей коже. Видимо, следует сказать спасибо своему недавнему знакомому.

- В этом болоте? – Леонард смеётся искренне, а затем делает извиняющийся жест рукой. – Нет, пойми меня правильно: всё у них на высшем уровне, кроме разве что клиентуры. Видишь ли, я человек, который любит пробовать новое. А в таких закрытых местах новые люди появляются редко. Не представляю, что может быть хуже, чем каждый раз видеть одни и те же лица, особенно если лица эти тебе не особо интересны. В этом городе, вообще, редко можно найти того, с кем захочется подольше поразвлечься. Был у меня один мальчик, тоже мало чем ограниченный, да всплыл, как говорится, хотя в его случае скорее чуть ли не взорвался – решил самоубиться на авто и друзей своих прихватить. С тех пор никого столь же интересного не встречал. Но так, по крайней мере, есть хоть какое-то разнообразие. В «Розе» у меня бы и того не было.

Кристиану, как ему кажется, тоже не помешало бы почаще выбираться из своей пещеры, если там он провёл всё это время. Ничего удивительного, если подумать, по таким клубам как раз засели люди, которые боятся показаться где-нибудь ещё. Но ведь так обидно прятать такое…

- В остальном - ничего необычного. Какие-нибудь сюрпризы со здоровьем?

Он перехватывает его за запястье, сжимает его, сначала не сильно, затем – уже ощутимее, немного отводя в сторону: достаточно для дискомфорта.

- С кровообращением?

Второй рукой Леонард касается его шеи, снова, но теперь уже до сонной артерии, и слегка надавливает – не придушивает, скорее намекает.

- С дыханием?

Отпускает.

- Или ещё с чем-нибудь. Это, я думаю, можем обсудить уже наедине.

Он допивает где-то до половины своего бокала и встаёт. Подаёт руку Кристиану, и ведёт его за собой, в ту комнату, где сам привык бывать, и которой уделил несколько больше внимания, чем остальным, когда они с Анной планировали обстановку. Когда за ними закрывается дверь, Леонард его отпускает, и отходит к ящику с девайсами.

- Располагайся. Моё стоп-слово, - он весело усмехается, - бизнес. У тебя есть немного времени, если хочешь взять своё, чтобы сообщить мне об этом. Что до моих пожеланий: можешь делать всё, что тебе вздумается, но постарайся слишком уж не наглеть. У всего есть разумный предел: я уверен, ты поймёшь, если вдруг до него дойдёшь. А если нет, то я тебе об этом любезно сообщу – любыми доступными мне способами.

Леонард заканчивает раскладывать всё, что ему, как он успел прикинуть, понадобится, с педантичностью человека, который как будто бы не привык держать вокруг себя контролируемы хаос, который Кристиан привык мельком наблюдать со стороны.

- Если мы закончили, - он оборачивается к нему, медленно засучивает рукава чёрной рубашки, и неспешно подходит. – Раздевайся.

Леонард смотрит на Кристиана внимательно, поначалу – без ярко выраженного интереса. Изучает его. Интересно ведь не только то, что у него там под одеждой, но и ещё – как он будет раздеваться, как будет реагировать на его взгляд, как будет себя чувствовать голым. В процессе, когда он оказывается совсем близко, ещё до того, как была снята рубашка, Лео обходит его со спины и подталкивает в центр комнаты. Так ничего нет рядом, и спрятаться совсем негде. Так он будет чувствовать всё острее.

Ткань спадает с плеч, и взгляду открывается спина - без синяков, ссадин, каких бы то ни было ещё следов. Лео позволяет себе улыбнуться: ему взаправду уж начинало казаться, что Кристиан скрывает от него какую-то дикую сексуальную жизнь, и мало ли какая карта его приключений могла бы ему открыться. Но нет. Чистая кожа. С такого расстояния – уже ощутимый, приятный запах. Одеколон? Ну разумеется. Он наклоняется, не касаясь его. Запах приятный, дерево и кожа, какие – сейчас уже не так важно. «Дорогие» ароматы. «Дорогой» Кристиан. Несмотря на некоторую предсказуемость, аромат сочетается с его собственным запахом хорошо. Он весь до конца продуман, не так ли? И как его экспонатом в той галерее не выставили.

Леонард отстраняется, проводит пальцами по его спине вниз, и вновь отходит, когда Крис тянется к ремню брюк: обходит его так, чтобы видеть, и чтобы он - видел. Теперь его взгляд уже намного более пристальный. Теперь, пусть его руки и скрещены на груди, можно почти что почувствовать, как он касается его везде, и наверняка ещё не забытое тепло его рук Кристиану в этом поможет.

Всё проходит в молчании. Так, с этой тишиной, отделяется тот формат диалога, что у них был до этого, и тот, что ещё будет. Кристиан снимает с себя брюки, и Лео замечает, что обнажаться его, в целом, как будто бы не смущает. Это, пожалуй, даже хорошо. К тому же, действительно есть на что посмотреть. Что примечательнее – его взгляд практически не меняется. Будто бы они всё ещё на том этапе игры, где каждый делает свой ход, оценивает, как недавно в зале. Нет, так не пойдёт. Что будет потом, конечно, никому неизвестно. Но первую партию Кристиан уже проиграл – эту информацию надо до него донести.

- Что ж, надеюсь, ты готов, - с лёгкой, недоброй усмешкой говорит Леонард, и сокращает расстояние между ними уже намного более уверенно. Хватает его за волосы и ведёт таким образом за собой - мог бы схватить и молча, в общем-то, но решил предупредить, чтобы того вдруг внезапно не выбило. Теперь начинается новый диалог.

- Такие люди, как ты, считают, что возможность их выебать – своего рода привилегия, - он идёт так, словно прогуливается, и подводит его к стене, на которой висят несколько ошейников и кляпов. С пару секунд, присматривается, выбирая, и берёт простой ошейник с кольцом. Ему подойдёт просто прекрасно.

- Я собираюсь показать тебе, что это не так. Здесь, - Леонард ведёт его дальше в той же манере, в какой бы спокойно мог тащить за поводок, к кровати, – среди простых смертных, ты всего лишь ещё один извращенец, ищущий себе компанию на ночь. Ты не делаешь мне одолжение.

Наконец, он толкает его на неё, а сам забирается сверху – не садится, нависает.

- Это ты, так бесцеремонно прервавший мой вечер, весь такой взбудораженный, растрёпанный, предложил мне себя. И, знаешь, очень странно, но мне почему-то кажется, что до тебя это не дошло.

Леонард улыбается.

- Мы с тобой сыграем в небольшую игру, для начала. Правила таковы, - он приподнимает его голову за подбородок и смотрит ему в глаза. Кто бы мог подумать, что эти нотки высокомерия, видимо, так глубоко в нём засевшие, могут хоть как бы то ни было возбуждать.

- Я собираюсь показать тебе, кто ты есть, и утверждаю, что мне для этого не понадобится ничего, кроме себя любимого. Никаких девайсов, «нечестных приёмов», - Лео кивает в сторону его члена, - вроде мастурбации или орального секса, и конечно без проникновения. Только ты и только я. Если ты не издашь ни единого звука, не коснёшься меня руками, - ты победил, и я буду обращаться с тобой так, как и подобает с такими выносливыми, но ценными, людьми. Всё будет так, как ты скорее всего и ожидал. Если же выиграю я…

Он поднимает ошейник за кольцо.

- То буду расценивать это признанием того, что ты не более, и не менее, чем моя собственность. А значит всё будет исключительно по-моему.

Леонард приказывает ему открыть рот и даёт прикусить ошейник.

- Это тебе поможет.

Леонард проводит руками по его телу – вдоль талии, плотно прижимаясь ладонями. Сейчас, он просто наслаждается тем, что Кристиан в его руках, но тот уже напрягается. Он это замечает, и тут же реагирует весёлой усмешкой. Произносит снисходительно-успокаивающе:

- Ну, ну…

А потом и с издёвкой:

- Можно подумать, тебя впервые касается мужчина. Зачем же так напрягаться. Или мои слова тебя так напугали?

Кристиан ничего не сказал в ответ на всё то, что Леонард ему выдал, но по его взгляду было заметно, что он попал в цель. Ничего удивительного, конечно, его поведение красноречиво всё говорит за него самого, и подобрать слова, вертевшиеся в голове буквально с начала этого вечера, не составило труда. И всё же, приятно видеть подтверждение. Приятно знать, что он способен их воспринимать. Видеть в его взгляде что-то ещё, пусть сейчас он и выглядит таким непокорным. Так даже веселее.

Пусть повозмущается ещё. Понимает он это или нет, но чем больше эмоций он испытывает, неважно каких, тем меньше у него шансов.

Следующее прикосновение – к животу, вновь кончиками пальцев. Лёгкое, дразнящее, не доходящее ни до низа, ни уж тем более до паха. Аккурат рядом от мест, где ему хотелось бы, чтобы его касались, и снова вверх, до груди, едва задевая соски. Только идиот не признал бы, что Кристиан красив: был красив и в одежде, а без неё и подавно. Леонард планирует изучить все места, прикосновения к которым доставляют ему удовольствие, и потому прислушивается к реакции его тела очень внимательно.

В таком положении уже становится неудобно.

Он выпрямляется и подаётся назад, закидывает его ноги себе на бёдра, затем вновь нависая, теперь уже – совсем близко, рядом с его шеей. Наконец, становится заметно, как возбуждён и сам Леонард – его дыхание горячее, напряжённое, сейчас касается кожи Кристиана, но остаётся там в одиночестве не надолго, следом ложится мучительно нежный поцелуй. За ним – ещё один, ниже. Прикосновение губ к его кадыку спускается вниз, к ключицам, и заканчивается там. Более интимное, языком, обводит сосок, пока Леонард берёт Кристиана под ногу, крепко сжимая пальцы, и немного её приподнимает. Легко представить, как он держит его под ноги немного в других декорациях.

Да, аромат действительно ему подходит, но его собственный запах – гораздо более пьянящий. Сейчас кажется, что Кристиану идёт даже алкоголь. Что он там пил? Вино? Что же ещё. Так и хочется этот идеальный образ чем-то испортить.

Леонард прихватывает его соски зубами, недостаточно сильно, чтобы было несправедливо больно – он же обещал «без нечестных приёмов», - но весьма ощутимо, и приподнимается, тут же припадая губами к внутренней стороне его бедра, для чего пришлось поднять его ещё выше. Взгляд – ему в глаза. Да, изучать его тело – сплошное удовольствие. Пожалуй, он готов признать, что такое случается с ним не каждый день. Но ведь хорошее тело – далеко, далеко не всё.

- Знаешь, я не из тех, кто будет цепляться за прошлое, но я хочу, чтобы ты знал, - губами он ведёт выше к паху, постепенно начиная замедляться, целовать, - что мне будет очень, очень весело…

Совсем рядом, Лео проводит кончиком языка, и отстраняется, поднимаясь к низу его живота. Оставляет поцелуй и там, другой.

- Пересекаться с тобой на этих бесконечных мероприятиях. Я, в отличие от твоих обычных партнёров…

Он тянется рукой к его волосам, и прихватывает за пряди, тянет, заставляя запрокинуть голову, выгнуться.

- Могу себе это позволить.

Леонард тихо, увлечённо смеётся, и отпускает его ногу. Ведёт губами по талии.

- Не переживай, я не буду тебя донимать.

Движение бёдрами вперёд – с ним он вновь нависает над ним, опираясь на локоть, и проводит кончиками пальцев по спине, очерчивая красивый изгиб.

- Просто приятно знать…

Ещё ближе. Губами – у его уха, щекоча дыханием. И слова – слишком близко, поэтому он говорит тише.

- Хоть какую-то правду про Кристиана Адлера.

Кристиан издаёт хриплый стон и Леонард широко, удовлетворённо улыбается, что сейчас, при такой близости, не почувствовать попросту невозможно. Он победил. Признаться, в процессе уже становилось чрезвычайно сложно не забываться, ведь чем дальше, тем податливее становился его партнёр, тем откровеннее он подавался ему навстречу. Лео казалось, что эта игра будет тяжёлой, в основном, как раз для Кристиана, но вышло всё так, что ему и самому пришлось нелегко. Его дыхание всё ещё несколько сбито, и он всё ещё чувствует, как под ним дрожат его ноги, он всё ещё – крепко вжимается в него бёдрами. Сохранять самообладание в таких условиях можно не так уж и долго.

Но он победил. Оно того стоило: теперь на Адлере можно играть, как на виолончели, Лео отлично успел изучить его тело, а также успел понять главное – он мазохист. Это хорошо, определённо. С этим можно работать. Причём работать с большим удовольствием.

Кристиан к нему оборачивается, и встречает ту же улыбку, что наверняка уже почувствовал. Действительно, Леонард выглядит довольным, причём довольным, кажется, абсолютно всем.

Он признаёт своё поражение. Говорит это близко, смотрит ему в глаза, кусает губы. Бедный. Тяжело ему, наверное, это далось. Леонард от него такого не ожидал, но тем приятнее было услышать. Его взгляд на секунду опускается на его губы, затем вновь встречает его взгляд, в то время как собственный – загорается, по нему практически можно видеть, сколько интересных сценариев вертится сейчас в голове, один краше другого.

Честное слово…

Кристиан умеет порадовать человека. Его акции, похоже, стремительно растут, даже слишком стремительно, если прибавить к этому то, какое у него чувствительное тело, и насколько он выносливый. Не терпится узнать, что ещё он может. Нет, нельзя заноситься. Этого нам не надо. Ещё чего доброго – снова зазнается, дрессируй потом снова.

Да, теперь Леонард смотрит на него по-другому. Он смотрит на него, как на свою вещь.

- Надеюсь, у тебя на сегодня не назначено никаких других встреч, - его рука тянется к ошейнику, и Леонард медленно застёгивает его на шее Кристиана, подчёркнутым жестом затягивая до нужной ширины. - Потому что я могу тебе гарантировать, что на них появиться у тебя сил не останется.

Он выпрямляется, и тянет Кристиана за собой,  – теперь уже за кольцо. Позволяет себе сделать паузу, чтобы осмотреть его, а ему самому - прочувствовать. Действительно, очень идёт. Леонард встаёт с кровати и ведёт его за собой в таком темпе, чтобы дать ему немного оклематься. К тому же, этим ногам и так вскоре придётся несладко.

- У тебя будет возможность закрепить этот урок смирения. Посмотрим, действительно ли тебе этого было достаточно, чтобы сбить всю эту спесь. То, что я был занят твоим воспитанием, ещё не значит, что я ослеп.

Они останавливаются у ящика, где Леонард раскладывал девайсы, и пару вещей он оттуда забирает: верёвку и аппликатор. Последний кидает на пол рядом с кольцом в стене неподалёку и поправляет ногой, а затем кивает на него и отпускает Кристиана.

- На колени.

Ему нужно забрать ещё кое-что – и он отходит, чтобы вернуться с поводком. Со щелчком карабин цепляется за кольцо на ошейнике, и Леонард тянет поводок вверх, перекидывает его через кольцо и затягивает так, чтобы Кристиану пришлось выпрямиться. На какое-то время о комфорте ему придётся забыть. Наблюдая за ним, Леонард снова слегка улыбается, на этот раз коротко, и прислоняется к стене, принимаясь разворачивать верёвку.

- Уверен, ты бы отлично смотрелся со мной на сцене, или здесь, если внимание тебя так напрягает, будь я уверен, что меня не будут отвлекать такими пламенными взглядами, или на что ты ещё способен. Но тебе удалось меня порадовать, так что какой-то кредит доверия к тебе всё же есть. Постараемся, чтобы у тебя это вошло в привычку.

На этом болтовня заканчивается. Должно быть достаточно пищи к размышлению, и достаточно для того, чтобы посмотреть, не вернётся ли Кристиан к своей старой натуре сразу же, как только возбуждение немного поутихнет. Леонард проводит рукой по его щеке, касается до его губ. На его члене они бы смотрелись просто прекрасно. Прикосновение уходит к плечам, и Лео обходит его сзади, опускается на пол, совсем близко к его спине, давая сейчас, на несколько секунд, на него опереться – интересно, станет ли. Он вновь отстраняется, когда затягивает первый виток верёвки на его теле.

Происходящее в комнате замедляет свой ход - Леонард обвязывает его нарочито медленно, давая прочувствовать каждое прикосновение верёвки, своих рук, каждый этап, с которым его тело стягивает всё сильнее, ещё один аккорд боли вдобавок к тому, что сейчас приходится выносить его коленям. Кристиан решает всё же на него опереться, и это приятно, чувствовать его, ловить реакцию его тела – возбуждает. В момент, когда их тела соприкасаются, слишком легко почувствовать и то, как тяжелеет дыхание Леонарда, но больше – насколько глубоко он вовлечён, как сконцентрирован на всём, что происходит – сосредоточен на Кристиане самом, и разумеется ясно, что человек, настолько вовлечённый во всё, что ты делаешь, не может не заметить ни перемен во взгляде, ни в голосе, ни уж тем более в движениях. Он прекрасно знает, как тот себя сейчас ощущает, и кем.

И всё же, момент столь тесной близости кончается – должен, не может не кончиться, потому что именно за этим он и начинался: ещё немного «приручить», дать довериться, но показать, что всё равно контролирует, когда ему вновь станет больно, когда хорошо, а когда дискомфортно.

Со временем становится очевидно, что Леонард выполняет этот обвяз скорее как основу, а не ограничение, потому что на данный момент он ничего, по сути, и не ограничивает – лишь переплетается по телу, впиваясь в кожу. При том, связывание и не болевое в полной мере, проходить в таком можно будет достаточно долго, и по той же причине всё держится крепко – Кристиан, должно быть, не один раз видел подобное, а значит может предположить, что крепить к этим верёвкам другие элементы, несомненно, предполагается: можно было сделать и туже, и неудобнее, и менее статично.

Затем он вдруг спрашивает его, как должен к нему обращаться. Леонард улыбается, наслаждаясь тем, как дрогнул его голос, но, по какой-то причине, не отвечает сразу, на мгновение даже прервавшись.

Кто бы мог подумать – неожиданная дилемма.

Леонард об этом, признаться, особо не задумывался, потому что такие вопросы обычно решались им по ситуации и в зависимости от контекста: например, обычно он не имел ничего против того, чтобы быть «Господином», «сэром», хоть его это особо и не торкало, гораздо реже, буквально в считанных случаях, - «Мастером», что было уже приятнее, но главное – расставляло границы по нужным местам. Иногда этих границ не было просто потому, что ему было плевать, и он был просто Леонардом, но порой это имело последствия – Лео, вообще, верит в силу правильно и неправильно подобранных слов, рамок и границ.

А какие границы сейчас?

Неизвестно. Они постоянно меняются – вот в чём прикол. Кристиан постоянно выдаёт что-то новое и интересное: то бесит его, то ему удаётся его впечатлить, то снова разозлить. Как минимум, он заслуживал «справедливого» отношения, «стандартного» набора границ, казалось бы, просто потому, что действительно знает что делает, и наслаждается этим. Проблема в том, что этот случай, как оказалось, необычный. Ему хочется, чтобы его называли по имени как раз потому, что ему не плевать.

- А как ты думаешь? – говорит он с улыбкой. – Я же сказал: я хочу помнить это, когда смотрю на тебя. Я хочу, чтобы и ты помнил…

Ещё одна линия верёвки впивается в кожу, затягивается.

- Как тебя связывал, унижал, трахал, - Леонард Прейслер.

Значит, так тому и быть. Раз уж Кристиан такой продуманный, ему не составит труда отделить Леонарда из этой комнаты с тем, кого он видит в обычной жизни, когда нужно, и когда нужно, наоборот, этим насладиться. Так им обоим будет гораздо, гораздо веселее. А если нет… что ж, это уже будут его проблемы.

- Так что, ты будешь звать меня Леонардом, - наконец, завязывается последний узел, и Лео проводит по верёвке рукой, за волосы повернув Кристиана к себе, чтобы взглянуть ему в глаза, увидеть реакцию. – Такой вот у меня к тебе… «кредит доверия».

Он усмехается. Отпускает его, наоборот, в одно движение отворачивая от себя и заставляя склонить голову, а затем поднимается на ноги. Пока что, можно сказать, что первый урок он усвоил – поведение Кристиана, действительно, изменилось, что подтвердил как раз его последний вопрос. По крайней мере, теперь он понимает, что ему не следует вести себя как раньше, что сам он – не может выбирать, как ему звать Лео. Прогресс.

- Правда, часть про «трахал» тебе ещё придётся заслужить. Уверен, ты меня поймёшь – я не привык пользоваться чем попало. Так что проверим, сначала, насколько сильно ты любишь боль, а заодно и знаешь ли ты, как себя нужно вести, и для чего вообще существуют вещи, или этому тебя тоже придётся учить.

Теперь – очередь рук. Их он связывает у него за спиной: одну сверху, согнув в локте, и вторую, в противоположность, снизу, обе – к его телу, недостаточно свободно, чтобы можно было перекинуть их через голову, но достаточно для того, чтобы попытаться расслабить, и почувствовать, как руки друг друга тянут. Это – уже больнее, и у этой позы, как и в случае с аппликатором, есть свой «таймер адекватного человека».

- К счастью для тебя, я, как человек взрослый, не привык свои вещи портить из чистого упрямства, какими бы они ни были. Так что заслужить свою награду у тебя будут все шансы – это не будет длиться вечно.

На этот раз Лео решает, что ему понадобится слишком много всего, чтобы бегать туда-сюда, и выкладывает всё необходимое на передвижной столик: смазку, зажимы, плётку, на всякий случай – нож, если понадобится разрезать верёвки красиво, и ножницы, если быстро. В процессе, он продолжает:

- Оценивать тебя будем так: за всё время, что я буду с тобой развлекаться, от тебя потребуется лишь одно – не кончить. Если для такого, как ты, это окажется непосильной задачей, придётся тебе удовлетворять себя как-нибудь по-другому.

Теперь, когда всё под рукой, он выдавливает смазку на свои пальцы.

- Я настроен оптимистично, как видишь. В остальном – можешь не сдерживаться.

Леонард опускается на пол и, прихватив Кристиана за волосы, проводит пальцами между его ягодиц, медленно, прежде чем вставить первый, оставляя жаркий поцелуй на его шее. Интересно, как быстро можно его разработать – вот уж действительно верный способ узнать, как часто в действительности у него бывает секс. Движения его пальцев уверенные, хоть поначалу и неторопливые, но чем дальше – тем глубже, больше, грубее потрахивает, примеряясь, как, и где ему больше приятно.

Его попытка избежать прикосновения дразнит, заставляя продолжать и дальше касаться губами его шеи, целовать плечо, проводить, увлечённо, языком, пока продолжает разрабатывать его дальше. И почему, интересно, он не ожидал, что количество сексуальных партнёров Кристиана, видимо, тоже «аккурат»? Не слишком много, чтобы ему было прям уж легко и быстро его растянуть, и не слишком мало, чтобы он был болезненно узким. Леонард усмехается с уже очевидно сбитым, хрипловатым выдохом, своим мыслям: «богатый, продуманный Кристиан Адлер, до мелочей», как будто бы поставивший себе цель быть идеальным во всём, даже в том, в чём он, по сути, не идеален – в самом факте наличия таких желаний. Есть хоть одна вещь, что он не определил на себя, не рассчитал, не выверил? Видимо, таковым является он сам, Леонард, - для него, как минимум по тому, как он смотрел, проиграв, как стонет – сейчас.

Ему казалось, что первый стон, который ты слышишь от человека, всегда будет самым интересным, приятным, самым возбуждающим. Все последующие – уже как-то сами собой разумеются, обычное дело, всегда интересно, каким будет именно тот, первый. Однако слышать от Кристиана всё новые: то униженные, то болезненные, то полные мучительного желания, - приятно каждый раз, и каждый раз – возбуждает, подстёгивает делать с ним больше, большего от него желать. Может быть, потому что это он, - такой человек, какой он есть, со всем его раздражающим чувством собственного превосходства, а может потому, насколько он не выглядит тем, из кого искренние стоны можно вымучить запросто. Что ж, если это не так, и подобное у него постоянно, то это лишь говорит о том, насколько он в целом хорош.

Да, он хорош. Пора бы это уже, наконец, признать – партнёры, которые удовлетворяют его в постели, или как Верхнего, с той же степенью успеха, не так уж часто попадаются Леонарду, не каждой ночью ему так везёт. Видимо, испытание, что он придумал для Кристиана, будет тяжело перенести и ему самому – минета, если он провалится, уже явно кажется недостаточно.

Но именно такие правила он установил. Насколько неинтересно было бы сейчас сорваться – такой возможности в его списке нет.

Легко заметить, как его заводят эти стоны, дрожь в его теле, запах, с уже явной примесью возбуждения, постоянные попытки сжаться, - движения становятся более резкими, буквально рывками, как будто он уже его трахает, но длится это всё не долго, ведь как только он понимает, что может проникать пальцами настолько свободно, значит, пора с этой частью заканчивать.

- Постарайся как следует, Кристиан, - его голос явно изменился, и сейчас в нём отчётливо слышится желание: грубое, инстинктивное, желание человека, готового повалить на пол и выебать, как, действительно, свою вещь. – Раз уж ты настолько хочешь быть подо мной.

Он поднимается. Жар немного спадает. Это было тяжело – тяжелее, чем он рассчитывал. Но ничего, у него ещё будет возможность выпустить пар. В руку ложится плёть-кошка. Леонард проверяет её об руку – хорошо, инструменты в клубе всё ещё поддерживаются в надлежащем состоянии. Было бы обидно, порвись они прямо в процессе. Он обходит его, снова, примеряясь, потягивает ручкой за верёвки на руках – немного больнее, а то Кристиан, наверное, к примерно одному уровню боли уже привык.

Ложится первый удар. За ним второй, третий. Относительно лёгкие, они выполняются им явно как будто бы «для проформы», небрежно и быстро, и следом он проводит рукой по коже, чтобы убедиться – можно сильнее, этот этап, явно ему неинтересный, можно уже, наконец, пропустить – он слишком заведён, чтобы сдерживаться.

Поэтому, он перестаёт.

Следующий удар – уже со всей силы. Ещё один, третий, четвёртый, с хорошим таким замахом. Да, так немного полегче. Со всем этим сексуальным напряжением он чуть было не забыл проследить, насколько Кристиан может выдержать, но тот, видимо, «в порядке». Видимо, он может выдержать и правда немало. На губах Лео вновь появляется хищная улыбка, сейчас уже напоминающая оскал. Ещё несколько ударов – примерно в одном временном темпе, и ещё – так он привыкнет, когда ждать боли, пока что, будет успевать к ней подготовиться, и даже – немного собраться между. Затем – периодичность меняется: то раньше, то, наоборот, позже. Считать уже перестаёт иметь смысл. В какой-то момент, вместо удара, плётка ласково касается его, уже вовсю красной, а местами и стёртой, кожи. Нужно больше. Что нужно сделать, чтобы он начал кричать?

Пока что все удары приходились по спине: на те участки, что ему доступны, на поясницу. Прежде, чем продолжать, Леонард решает отложить плётку и взять зажимы. В его голове проносится мысль, что нужно бы поменять инструмент, но и с этим он, вообще-то, ещё не закончил.

- Хорошая работа, Кристиан, - в его голосе слышится, что эти физические нагрузки его, похоже, только тонизируют. Слышится – будет ещё, будет хуже. Он подкручивает зажимы на «взрослую» сложность. Наконец-то, кто-то действительно может его повеселить.

- Пока что, - он наклоняется и крепит первый зажим, смотрит Кристиану в глаза. – Тебе удаётся меня радовать.

В его собственных глазах читается неподдельная увлечённость процессом. Да, всегда приятно видеть человека, которому нравится то, что он делает. Видимо, это можно сказать про них обоих. Следом – закрепляется и второй зажим. Цепочка между ними немного оттягивает его вниз. Леонард проверяет – крепко ли держится, играет с ними пальцами, оттягивает. Не сорвётся, отлично. Тем более, у него есть прекрасная идея.

Леонард отходит к шкафу и прихватывает пару грузов, флогер, кнут. Последний он кладёт у ног Кристиана – пусть смотрит. Один из грузов крепится к цепочке, и теперь тянет её вниз.

- Ну так и для чего, скажи мне, существуют вещи?

Он проводит флогером медленно – по его члену, по бёдрам, тянет верх до груди, и ручкой приподнимает лицо Кристиана за подбородок. Да, этот момент он запечатлеет в памяти, его взгляд, - запомнит.

Удар – по бёдрам, совсем близко к паху, к чего члену, и несколько хвостов, концами, действительно его касаются. Ещё несколько. Такому, как он, наверняка сейчас хочется раздвинуть ноги. Жаль, что сделать он этого не может.

Постепенно, его всё больше ломает – с каждым ударом, с каждой лаской, с каждым неожиданным нежным прикосновением: новые стоны, новое выражение лица, ещё чуть больше дрожи по телу, ещё чуть больше следов. Кристиан преображается у него на глазах, всё дальше от себя обычного – дальше, глубже, обнажённее. Ещё развратнее. Смотреть, как подрагивают его бёдра, уже невозможно – нужно ещё, нужно больше, сейчас – сильнее. Он говорит, что существует для того, чтобы его использовали, и практически кончает от последнего удара. Он говорит, что существует для того, чтобы его использовал Леонард, и использовал – как хочет.

- Интересно, - Леонард откладывает флоггер, осматривая Кристиана, его взгляд затуманенный. – Каково это – говорить мне такое, со всей этой смазкой внутри.

Сейчас, должно быть, он к этому самому использованию чувствует себя максимально готовым, и каждое движение, каждый раз, как он сжимается от боли, должны ему об этом напоминать. В голове же собственной на пару секунд воцаряется блаженная пустота, пока руки оттягивают хвосты «кошки».

Они ведь только начали, в общем-то. Леонард не ожидал услышать что-то, что принесёт ему такое удовольствие, так скоро. И правда, всё было не зря. Можно сказать, за такое зрелище, за такие слова – его голосом – можно было бы потрудиться и получше, поиграть подольше. Он знал, что это будет приятно. Знал ли, насколько – вопрос другой. Наконец, картина складывается во что-то единое: первое, что хотел от него, Леонард получил. Уже этого будет достаточно, чтобы смотреть на него иначе.

Но сегодня ему хочется всё.

Эти стоны всегда было легко узнать. Те самые, которые вырываются, когда терпеть становится уже совсем невыносимо. Надо бы, пожалуй, его как-то похвалить. В конце концов, Кристиан тоже до него что-то «донёс».

- Я начинаю задумываться о том, что ты – и правда хорошее приобретение, - его пальцы крепко сжимают волосы Кристиана, заставляя, и дальше, смотреть на него прямо. Удар – теперь он переключается на переднюю сторону его тела, по тем участкам, где не сорвёт зажимы, и сейчас это поясница. Ещё один.

- Не отводи взгляд.

Следующий – ещё несколько, и часть из них приходится уже по ногам. Прежде, чем переключиться на кнут, хочется посмотреть, как меняется выражение его лица в моменте, дать и ему посмотреть – на себя. Этих ударов меньше, чем тех, что были со спины, по разным причинам, но чувствительных точек они затрагивают больше. Заканчиваются они – тоже быстрее.

Как и время, которое Кристиану ещё можно простоять на аппликаторе, и держать руки – вот так.

Леонард откладывает плётку и опускается за кнутом – неспешно. Так у него будет немного времени успокоиться, и так же, наоборот, прочувствовать. Он тянет кнут рукой, проверяя на гибкость, заранее – примеряется, вновь обходя его со спины, и там же – щёлкает им в воздухе, прежде чем нанести первый удар – по спине, и тут же второй – уже по ягодицам. Спустя пару секунд – по пояснице. Сейчас, никакого определённого темпа уже нет, и всё происходит слишком быстро, чтоб успеть хоть как бы то ни было собраться.

Да, так намного, намного легче, теперь – терпеть практически приемлемо.

Ещё удар – по спине. Каждую секунду, что он себе отмерил, чтобы его «не травмировать», он собирается использовать по максимуму.

Дыхание сбивается. Волосы Леонарда уже давно растрепались – ещё больше, чем было после представления, и сейчас он выглядит, и сам, достаточно далеко от того, каким его привыкли видеть другие люди. Конечно, с Кристианом ему не сравниться – от кнута его тело покрывается всё новыми следами, взгляд – уже почти неузнаваемый – наполнен болью, возбуждением, м у ч и т е л ь н ы м желанием, и с каждым новым ударом всё больше кажется, что он всё-таки не выдержит.

Вскрикивает.

Леонард улыбается, уже не замечая, коротко, тенью – ещё немного, ещё чуть-чуть он должен выдержать. Оказалось, что Кристиан и правда весьма вынослив. Какое наслаждение.

«Не» - что?

«Не надо»? «Нет»? «Не могу»? Это оборванная фраза остаётся без внимания совершенно – Лео на неё, сейчас, подчёркнуто плевать. Он начинает чувствовать, слабо уловимо, но понимать, примерно где находится та грань, за которой уже ничего нет, где больше он выдержать действительно не сможет. Кажется, она уже близко. Словно Кристиан балансирует где-то на её краю. Разумеется, продолжаться вечно это не может, и не должно.

Наконец, он умоляет его трахнуть. Леонард на секунду прикрывает глаза, останавливаясь. «Пожалуйста», - говорит. Забавный. Пожалуй, устоять перед ним и правда сложно – и ему самому, а кому-то другому, наверное, и вовсе невозможно. Когда кто-то, похожий на него, так просит, в таком состоянии, с этим умоляющим взглядом, после всех этих стонов…

Ещё удар. Теперь он кричит – и дыхание срывается на хриплый, сдержанный выдох. Это последнее, что он может себе позволить, ему уже нельзя так стоять, его нельзя, больше, так держать, и от этого крика Леонарду не становится легче терпеть, но слышать его – даже лучше, чем эти слова.

- Ты справился, - говорит он, откладывая кнут, и берёт в руки ножницы, подходит к нему – ближе. – Будем считать, в этот раз у тебя было право просить.

Это ведь именно то, чего ему так хотелось услышать. Узнать, каким голосом он говорит это, как при этом выглядит. Теперь он знает – его бёдра, ноги, при этом подрагивают, и голос, вроде бы тот же самый, звучит совершенно иначе. Сладко. Может, и не сейчас, но в реальной жизни – можно ему всё за это простить. Пусть ходит, сколько ему угодно, игнорирует его, пусть их сравнивают такое количество раз, какое людям будет интересно, и пусть трещат о нём, пока не надоест. Плевать. В конце концов, как минимум в чём-то не таким уж болваном он и оказался. Может, он даже сможет получить удовольствие от этой игры – после.

Он научит его после, как стоит его просить, о чём, что должно заботить Кристиана, пока он с ним – но не сейчас.

Натяжение на руках ослабевает – верёвки спадают, и Леонард снимает их, поддерживая предплечья, он освобождает его быстро и протягивает ему руку, помогая подниматься. Придерживает его, когда ноги предают, дрожат, не привыкшие стоять, уставшие от боли. Кусок верёвки, заметно укороченный, но ещё пригодный к использованию, ложится на его запястья – связать их вместе просто, для него – быстро. Только после этого он отвязывает поводок от кольца и ведёт Кристиана к тому шкафу, где сейчас девайсов поубавилось уже значительно. Подталкивает:

- Ложись.

Его взгляд скользит по его спине, очерчивает изгибы его тела, цепляясь за следы, оставленные им всего недавно. По бёдрам, пока он достаёт презерватив и снимает упаковку зубами: мелькает мысль, что хотелось бы использовать распорку, но сейчас на это не хватает уже никакой выдержки, и кто знает, где он закончит его трахать.

- Раздвигай ноги, - сейчас он близко к нему, и вместе со звуком Кристиан может чувствовать, как кожа ремня касается его тела, пока Леонард расстёгивает брюки, припускает их вместе с нижним бельём. Его тяжёлое дыхание – тоже.

- Я уже так долго делаю всё сам, что начинаю сомневаться, кто здесь кого обслуживает, - говорит он со сбитой усмешкой, натягивая на себя презерватив. Леонард крепко берёт его за волосы, заставляя выгнуться, и приставляет член, примеряясь, ещё с пару движений – дразня его прикосновением. И какого чёрта в этот раз он пропустил этап со справками.

Толчок – наполовину, и следующий – уже полностью. Резкий выдох напоминает уже стон – он сдерживался, и сам, слишком долго, сейчас это уже практически больно, но как же… хорошо.

Со следующим он практически натягивает его на себя за волосы и начинает двигаться, в пару толчков ещё медленно, затем – отпускает волосы, переносит вес вперёд, упираясь в его шею, и теперь уже – грубее, глубже, второй рукой придерживая за бёдра. Ещё.

С шеи рука скользит до плеча – снова подталкивает его к себе, и трахает его резкими, рваными толчками: Кристиан, к счастью, к этому уже прекрасно подготовлен, и есть что-то особо приятное в том, чтобы не размениваться на нежности поначалу, сразу брать его – вот так.

В этой позе Кристиан выглядит на удивление естественно. Приятно смотреть, как он раздвигает ноги, как подставляется под него – сейчас все слова, что сказал Леонард, всё, что он сделал, окупает себя сполна: эти движения бёдрами, когда он сам насаживается на его член, то, как его тело сжимается, заставляя прочувствовать всё лишь лучше, хотя не то чтобы чувствовалось плохо и без того. Все эти мельчайшие движения, сама поза, унизительная, в которой он перед ним лежит – всё отдаёт этим привкусом «принадлежности».

Просто прекрасно.

Леонард запрокидывает голову, входя, более-менее, уже в один темп, и он становится заметно более лёгким, небрежным, толчки – более сильными, аккурат в такт движениями Кристиана, чтобы он почувствовал, в полной мере, как помогает себя трахать, и насколько хорошо у него это выходит. Постепенно, воздух заполняется запахом секса, звуками – шлепками, позвякиванием ремня, и его собственным, Леонарда, сбитым дыханием. Разумеется – его стонами. Сладко. Такое нельзя подделать. Заставить кого-то стонать так – приятно всегда, но заставить стонать так его – это нечто, что нельзя получить просто так, что-то, способное доставить исключительное наслаждение.

Трахать его – действительно так хорошо, как он представлял, если не много лучше.

Лео прикрывает глаза. Вот теперь – действительно легче, теперь, наконец, он получает то, чего столь жадно желало его тело, что контролировать было так сложно, так мучительно – сдерживать. В каждом движении, прикосновении его рук, чувствуется – он берёт то, что принадлежит ему, использует его, чтобы сбросить наконец это дикое напряжение. Если бы у Кристиана были какие-то проблемы с тем, чтобы чувствовать себя его вещью, сейчас бы они исчезли полностью.

Когда он кончает, Леонард не останавливается, но наклоняется к нему ближе, входит – глубже, обдавая его кожу своим жарким дыханием.

- Ты же не думаешь, что я остановлюсь только потому, что ты кончил от моего члена.

Толчок. Он сжимается сильнее в процессе, и Лео сдавленно выдыхает, сжимает зубы, издавая тяжёлый, хрипло-рычащий звук, кусает его плечо. В такой позе, хоть двигаться и тяжелее, но чувствовать его под собой – намного легче. Его запах – ближе, и жар его тела так близко касается кожи.

От того, как он вбивает его в этот самый шкаф, тот уже начинает потряхивать.

Леонард касается рукой его члена, ещё чувствительного после оргазма, и с выдохом усмехается, когда слышит своё имя, проводит пальцами, пачкая по всей длине, по внутренней стороне бедра. Вот так. Зови меня, этим сломанным от криков и стонов голосом, с таким сладким, неприличным надрывом. Зови меня – ещё.

Он выпрямляется, и тянет его за собой – на этот раз за ошейник, и держит за него крепко, как на привязи, пока трахает широкими, размашистыми толчками, заставляя, теперь, слегка согнуть ноги, чтобы под них подставляться. Проводя губами по его шее, касается его бедра, опускается ниже, прихватывая, и заставляет закинуть правую ногу.

- Я жду от тебя, - выдох рядом с его ухом, и пошлые шлепки всё ещё мешаются с этим дыханием. – Что ты сделаешь всё, чтобы мне было удобнее тебя ебать. Кристиан.

Его волосы – тоже касаются его кожи, и с несколькими сильными, глубокими толчками, Леонард кончает, низко простонав, сжимая пальцы, придушивая его – сильнее, пока внизу всё сжимает от нестерпимого удовольствия. И всё же, он не останавливается, двигаясь пока медленнее, и с глубоким выдохом находит ещё один презерватив, тянет его – к его губам.

- Открывай.

Леонард улыбается, что выходит несколько пьяно в такой обстановке, и хорошо, что Кристиан не видит, какой он и сам сейчас взмыленный, насколько затуманен его взгляд. А может, и нет – ведь того, как ему самому хорошо, он не видит тоже. Эти медленные движения подстёгивают, хочется, вообще-то, уже сейчас продолжить как следует, особенно – когда он в такой позе, и Лео обводит свободной рукой по его ноге, пока Кристиан открывает упаковку, по спине – везде, где может дотянуться, задевая верёвки, без намёка на неловкость или смущение, которое у обычных людей бывает, когда секс впервые, без этой же осторожности. Он касается его так, словно так и должно быть.

А смешно следующее: ему казалось, что Кристиан к подобным вещам привык, и разрывать зубами презервативы ему приходилось если не так же часто, как ему самому, так по крайней мере достаточно, чтобы сделать это в какой-нибудь шлюшачье профессиональной манере. Но с него, прямо скажем, спрос сейчас небольшой – едва ли хоть одна часть его тела на данный момент слушается его как полагается. Леонард помогает – сам тянет упаковку, когда у него получается зацепиться зубами.

- Умница, - хвалит его, со слабо уловимой, лёгкой издёвкой, и оставляет поцелуй на его шее. Хоть это место на нём осталось относительно нетронутым. Почему, кстати? Если всё так, как хочет Леонард, то можно о том, каково ему будет всё это прятать, не думать, особенно с учётом того, что ночь эта, как изначально предполагалось, не повторится.

Пусть чувствует его, насколько это вообще возможно, долго. Пусть помнит, каково это – принадлежать ему.

И потому следом за поцелуем он оставляет засос, всё ещё продолжая двигаться внутри него, пока вытаскивает презерватив, только затем – отстраняется, и, прихватив его за поводок, тащит за собой, к кровати. Секс на постели всегда нравился ему средне, но будет обидно, если Кристиан вдруг рухнет посреди процесса – тем более, ночь у них, действительно, планируется длинная.

Он подталкивает его забраться и отпускает, а сам выкидывает старый и надевает новый презерватив. Честное слово, уже и не вспомнить, когда он в последний раз себя так подставлял – видимо, азарт от всей игры всё же частично отбил ему способность соображать.

- Вставай на колени.

Лео заканчивает быстро, забирается следом, снова – нависает над ним, как было ещё в самом начале, когда Кристиан смотрел на него этим своим уничижительным взглядом. Сцена завершается – место всё то же, но он уже совершенно в другом настроении, другом состоянии. Теперь нет нужды ставить ограничивающие себя условия, и он привязывает руки к спинке кровати. Вставляет ему, снова, одной рукой на эту спинку опираясь, и тихо выдыхает. В самом деле, с этим Кристианом Адлером можно было бы развлекаться всю ночь напролёт.

- В самом деле, - он начинает двигаться, и оттого его голос звучит ниже, грубее, чем обычно, с легко различимым азартом, ещё более – удовольствием. – Ты и правда оказался вынослив, прошёл моё маленькое испытание на «отлично». Такую вещь, действительно, не стыдно использовать.

Сейчас – Леонард двигается всем телом, используя для этого спинку кровати – так легче, подталкивая себя и руками, и это чувствуется, как напрягаются мышцы – чувствуется, каждое его движение, сейчас так близко к нему, ощущается острее, и если есть какой-то момент, в который можно ощутить, что находишься под ним, то это именно он.

- Не терпится испробовать…

Чем быстрее, сильнее становятся толчки, тем дальше Кристиан начинает «съезжать» по покрывалу, и Леонард подталкивает его рукой обратно, насаживая на свой член.

- Каждое тебе применение.

Проводя руками по его телу, он выпрямляется, и прикосновения останавливаются на его бёдрах – становятся крепче, когда он прихватывает их, и насаживает его на себя, двигаясь заметно быстрее, небрежнее, подчёркнуто – используя его тело, вновь подгоняя себя ближе к оргазму, с каждым толчком – втрахиваясь в него всё сильнее, и хоть в этот раз без распорки, но ноги свести всё равно не получится – он разводит их уже своими коленями.

С коротким, напряжённым стоном, Леонард прихватывает его за поводок, и тянет на себя, заставляя выгнуться, поднять голову – довольно высоко.

- Чёрт…