Август набирает воду в холодные ладони и умывает лицо. Уперевшись в края раковины, он смотрит на своё отражение – и оно же, золотистыми глазами, смотрит на него в ответ. Мало что изменилось с того дня, как ему дали зеркало в больнице, сказав, что после аварии он полностью восстановился – то же лицо, в крови его друзей, и всё красное, в чём бы ты ни был, правое плечо. Один из его друзей, сидевший от него по правую руку, забыл пристегнуться. Август почти не помнит, как находился внутри машины сразу после аварии. Все его воспоминания – отблески угасавшего сознания.
Как и тогда, на его голове всё ещё виднеется сильный ушиб, и светлые волосы липнут к уже засохшей, на этот раз своей, крови. Всё левое плечо, вся левая рука – сплошной синяк. Кожа покрыта то глубокими, то мелкими порезами.
Что-то из этого правда, а что-то – лишь отпечаток, оставленный на нём тем вечером.
«Чего вообще мне бояться, если я привык видеть это каждое утро?» - он саркастично усмехается, но отражение остаётся неподвижно. По спине пробегает холодок, и Август отворачивается, вытерев лицо только после того, как уже выключил свет.
«Наверное, я просто сошёл с ума», - он знает, что это не так уж невозможно. – «А если я сошёл с ума, то я могу кому-нибудь навредить».
Это уже не первый раз, когда его посещают такие мысли. Не «кому-нибудь», разумеется – Валери. Ведь неизвестно, что именно он увидит. Тогда, в больнице, и первое время, когда всё это ещё казалось временными отклонениями, чего только он не повидал.
«Какая разница?»
Август закрывает дверь «своей» комнаты и открывает нараспашку окно. Пара щелчков зажигалкой – и вот уже сигаретный дым растворяется в прохладе поздней осени.
Может, всё дело и не в беспокойстве.
Каждый раз, когда встаёт вопрос, действительно ли он сошёл с ума, Август вспоминает свой первый и единственный раз, когда он рассказал чужому человеку о том, что увидел. За спиной своего лечащего врача он увидел ребёнка – и поздоровался с ней. Как оказалось, никакого ребёнка там не было и быть не могло. По крайней мере, с тех пор, как у врача, по словам медсестры, умерла дочь.
«Не мог ты просто дать мне там подохнуть?» - он выпускает дым в небо, чтобы не смотреть на прохожих, но всё же, даже так, избавиться от очков по прихоти, без крайней необходимости, неожиданно приятно.
Август не обижается на то, что брат снова задерживается. В конце концов, ему не десять лет, да и не то чтобы они так классно проводили время вместе последний год. Сегодня, можно сказать, важный день, но чем дольше ему не приходится для него играть, тем лучше. Может, вообще притвориться спящим и забить.
«Да уж, было бы подло», - он улыбается, и в этот момент слышится звук открывающейся двери. – «Чёрт».
Странно, но дальше всё пошло само собой.
Август затушил сигарету о пепельницу и появился перед братом в коридоре с закрытыми глазами. Коротко, но живо улыбнувшись, будто в предвкушении, он поманил его за собой нетерпеливым жестом.
- Да, но тебе придётся поторопиться, пока я не передумал, - он разминает пальцы, снова и снова, и скрывается в зале. Вскоре оттуда слышится шум наспех пододвигаемого стула. Валери увидит его уже за фортепиано, приглашающего сесть рядом. Он пытается сделать вид, что тон его голоса не беспокоит сегодня больше, чем вчера.
«Как мне вообще это в голову пришло».
Он не смотрит в его сторону. Поводит плечами, разминает шею, пытаясь расслабиться. Оказалось, что за инструментом Август до сих пор выглядит спокойным и собранным, является ли он таковым на самом деле или нет, но прикосновения к клавишам выглядят уверенными, лёгкими, даже несмотря на то, что и невооружённому взгляду видно, как напряжены его руки. Мелодия льётся свободно, хоть и немного резче, чем положено, но всё же – мягко. Август прикусывает губу, пытаясь справиться с болью в пальцах, и мелодия начинает иногда сбиваться на тон выше.
Сегодня это Шуберт, Четыре экспромта, сочинение 90.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]
