- Думаешь? – Август тихо усмехается, расслабленно и задумчиво, но затем, кажется, быстро собирается. – А мне кажется, что может. Да и не то чтобы я прошу тебя дать мне огнестрел, чтобы я мог палить, когда мне вздумается и…
Он делает паузу.

- В кого мне вздумается. Мне всего лишь противна мысль, что в случае непредвиденных обстоятельств я не буду знать, что делать, причём совершенно, бегать как придурок или ещё каким-либо образом повышу вероятность сдохнуть по-дурацки.

Последние слов прозвучали резко, но очевидно не в сторону Валери. Видимо, идея «сдохнуть по-дурацки» каким-то образом успела засесть в голове Августа и причинить ему немалый дискомфорт.

- Думаю, как свою, так и твою.

Его пальцы сжимаются крепче. Несмотря на кажущуюся серьёзность разговора, похоже, сама атмосфера его успокаивает. Кабинка уже успела достичь верхней точки, и ночной город, теперь, простирается под ними во всей своей мерцающей красе.

- Прости, что порчу момент, - он вновь улыбается. – Мы же вышли отдохнуть. И вид такой красивый…

Он поворачивается в сторону Валери, но немного мешкает. Несмотря на ещё недавнюю демонстрацию чувств, время от времени непривычность их нового статуса застаёт его врасплох. Но вид – действительно красивый. Ночные огни мерцают в глазах Валери завораживающе. Да и он сам, всегда был, как ему думалось, красив.

- Просто подумай об этом, - уже тише, увлекая его в поцелуй.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Глаза закрываются, пропуская последнее мерцание огней колеса на коже Валери. Поцелуй пьянит, кажется жарким даже на фоне таких разговоров, такой расслабленной атмосферы, и Август выдыхает в чужие губы, когда ему не дают отстраниться, чувствуя, как по телу приятно разливается слабость. Ощущение не проходит даже когда Валери его отпускает. Первые его слова почти что проносятся мимо ушей. На самом деле, он уже не чувствует себя таким уверенным, но смотрит на него взглядом, в котором смутно читается что-то вроде «думаешь, после всего?», и тут же угасает.

- Как ты себе это представляешь, чтобы я бежал без тебя? – он смеётся. – Не думаю, что я уже настолько опустился. Может, будь это кто другой… я бы мог сотворить такой… перфоманс. Но…

Вздыхает. Действительно, представить такую картину легко.

- Как бы то ни было, разве свидетелей не принято не оставлять в живых? Или что-то… в этом роде. Вряд ли я далеко убегу.

Такие разговоры кажутся ему чужеродными. Легко заметить, как трудно ему это всё представить. Валери, наоборот, кажется знающим человеком. «Нет, дорогой брат, вампиров не берёт святая вода, серебряные пули не страшны оборотням, а пистолет в руке скорее убьёт тебя, чем защитит, если ты не знаешь что делаешь». К сожалению, такого краткого объяснения недостаточно, чтобы стереть из головы образ, как ты пытаешься залезть в какой-нибудь угол с первой подвернувшейся палкой.

- Да и бегаю я не очень, - заключает Август. Что, в общем-то, не совсем правда. Как раз бегает он неплохо. Или, по крайней мере, бегал.

Колесо делает оборот – они ещё успевают полюбоваться, прежде чем сойти. Тело кажется легче, чем на самом деле, и первые шаги делать немного трудно. Август вновь берёт Валери под руку.

- Может, перекусим тут немного? Мне кажется, я сегодня повар буду так себе.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Август заполняет дорогу разговорами. Вспоминает моменты из детства, хотя чаще – из студенческой жизни. В тех местах, где они проходят, на самом деле, он уже был, и пара историй на этот счет у него тоже находится. Он жестикулирует, пока рассказывает, почти забываясь, смеётся, вспоминает каких-то своих знакомых, временами сомнительных. Уже у дверей ресторана замолкает, проронив только что-то вроде «кажется, об этом месте я слышал».

Ресторан выглядит дорогим. Августу кажется, что он вспоминает, кто ему об этом месте рассказывал, и даже, вроде как, обещался сводить. У него был талант вписываться почти в любое окружение – несмотря на привычность к местам своей ценовой категории, более «местячковым», компанейским, он всегда выглядел так, словно органично вольётся в любую мажорную тусовку. Что и привлекало к нему людей совершенно разного толка.

- Не насмотрелся на город? – он улыбается, присаживаясь за столик у окна. – Можно подумать, это не я провёл в танке последний год.

Ему определённо кажется, что Валери пытается произвести на него какое-то впечатление, и это забавно, потому что раньше, как ему помнится, такие вещи были за пределами их привычного общения. Действительно, больше чем в одном смысле они теперь друг другу чужие. И за один день неловкость вряд ли получится преодолеть. Но, возможно, в данном случае это не так уж плохо.

Август улыбается, бросив взгляд на то, как окровавленные пальцы Валери касаются меню, и заглядывает в своё.

- Красивое место, - его взгляд переходит к окну. – Ты здесь уже был? Мне кажется, ты редко куда-то выходишь. Впрочем… не так уж много я знаю о твоей романтичной стороне.

Короткий смешок. Сложно удержаться от того, чтобы перестать над ним немного подтрунивать.

- Пусть и достаточно, чтобы знать о её наличии.

Он не находится, чего бы сказать для тоста. Это и не удивительно – Август никогда не был их фанатом. Но вино на вкус приятное. Видимо, такова на вкус кровь, раз уж ремесло Валери, очевидно, неплохо оплачивается. Не так уж горько, надо сказать.

Он покачивает бокалом, позволяя вину описать круг по стенкам.

И всё же, не убийствами одними живём, вроде бы. Насколько можно судить, обычная работа у Валери тоже хорошая, и впахивает он на ней с завидным усердием, если можно теперь вообще различить, когда он задерживается, а когда…

- Не слышал, кто сейчас даёт концерты? Может быть, кто-то из моих знакомых.

Ведь интересно, кто занял твоё место. Будущее было достаточно ясным для Августа раньше, и он был убеждён, что достаточно талантлив, чтобы давать настоящие концерты.

- Наверное, я старомоден. Стоило бы играть на синтезаторе или придумать что-то более современное. Каверы. Косплей. Может, саундтреки. Теперь мне кажется, что я слишком увлекался классической музыкой в её первозданном виде.

Мысли Августа немного скачут. И хотя говорит он меньше, теперь уже даже как-то медленнее, более расслабленно, совсем в тишине вечер не проходит, даже когда приносят уже новый заказ. Он выбрал лосось с овощами, хотя последние явно интересовали его больше. За всеми разговорами от его внимания ускользнуло, как ими заинтересовался кто-то с соседнего столика, и опомнился он только в тот момент, когда человек уже подошёл.

- Прошу прощения, - с левой стороны послышался звучный, твёрдый голос. – Август, боже, ты здесь как оказался? Я думал, что мне показалось!

Ах, вот оно что. Вот кто ему об этом месте рассказывал.

- Чёрт, Лео, - он смеётся, поднимаясь, и подаёт ему руку, а затем оборачивается сначала в сторону Валери, затем – обратно, и говорит уже тише. – Здесь можно говорить «чёрт»?

Его глаза заговорчески блестят, на губах мелькает лукавая улыбка, но не так уж сложно заметить, как ошарашила его эта встреча.

- Тому, кто пропадает на год, а потом внезапно появляется, как из ниоткуда, можно всё! – с заводным смехом, он целует его в щёку и обнимает. – Рад тебя видеть… чёрт! Ах, и снова извиняюсь…

Взгляд Лео, уже не раз встретившийся с Валери, наконец на нём остановился.

- А, это… мой брат, - Август сжимает руку, почему-то выглядя растерянно. Очевидно, он понятия не имеет, как его теперь лучше представлять, и попросту выдал самое первое и привычное, что ему пришло на ум, тут же засомневавшись, а что собственно следовало сказать.

- Валериен. А это…

- Леонард, - он протягивает руку. – Я подозревал, что бесовская привлекательность у него в крови, но теперь убедился в этом лично. Я думал просто поздороваться, на самом деле, думал у тебя свидание, но раз уж всё не так плохо… момент!

И он исчезает, чтобы прихватить стул.

- Мой друг, - поясняет Август вполголоса, прикрывая лицо рукой. – Прости, я… у меня много знакомых… из прошлой жизни.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Леонард возвращается со стулом, присаживается за их стол и подзывает официанта, чтобы заказать ещё вина, в процессе отшутившись, что тут впору бы пить шампанское. Когда они вновь остаются одни, разговор продолжается.

- Надеюсь, не сильно навязываюсь.

Он дипломатично, почти виновато улыбается, и становится очевидно, что этот человек, в общем-то, не чужд ни этикету, ни приличиям, но в данном случае сознательно решил полностью или частично от них отказаться.

- Рад, что не вышло так, будто бы я помешал романтической встрече. Мало что могло бы испортить такой вечер больше, чем встреча с бывшим любовником, - он смеётся. – Но я просто не мог не подойти. Я ведь звонил тебе, знаешь? Мы все звонили!

Август выпивает своё вино залпом и как ни в чём ни бывало наливает ещё. Ему явно понадобится больше, чтобы вынести это.

- Я разбил телефон. Сам понимаешь… как они там?

Леонард бросает взгляд в сторону Валери, быстро оценивая ситуацию, и улыбается чему-то своему.

- Приятно знать, что не только от моих дорогих подарков он отказывается, конечно. Но на телефон мог бы и согласиться. Что за безобразие, Август?

Он покачивает головой. Сложно сказать, действительно ли он думает в точности так, как всё выставил, или втайне осуждает за то, что тот самый телефон ему не всучили насильно. В конце концов, чем дольше с этим человеком пообщаешься, тем больше понимаешь, что он не так прост, каким хочет показаться. Хоть бы и потому, что его рукопожатие тоже лёгким было не назвать.

- Не могу же я позволить другим оплачивать для меня всё, - Август улыбается. – Тем более, в твоём случае.

-  Я, между прочим, если ты забыл, уже выпустился! И теперь могу позволить самостоятельно оплачивать свои капризы, что чрезвычайно приятно, смею заметить. Жестоко отказывать людям в таких маленьких радостях.

Август качает головой.

- Ну, не будем о скучном. Все в порядке, а новостей хватит на два таких вечера. Нашёл тебя я, а не остальные, так что сегодня ты мой. Конечно, если твой брат не будет возражать против встречи двух старых друзей.

Леонард приятно, успокаивающе улыбается, и поднимает бокал.

-  Давайте выпьем за встречу? Я правда рад тебя видеть, - он переводит взгляд на Валери. – И, конечно же, рад такому знакомству!

На этот раз улыбка кажется искренней. Август смотрит на него и улыбается в ответ. Чокается бокалом, снова отпивая несколько больше, чем нужно. Лео начинает рассказывать, как устроился в фирму отца, и даже добился каких-то, по его словам, не иллюзорных успехов. Он избегает разговора о том, что случилось, об аварии, о том, кто ещё там был, быстро смекнув, что эта тема слишком болезненна. Открывается уже его бутылка вина. Он спрашивает, кем работает Валери, очевидно не желая показаться совсем бестактным. Рассказывает о том, что сам пытался затащить его в это место, и рад, что всё повернулось так. Когда Август, кажется, более-менее смирился с его обществом, он продолжает, смеясь:

- Если подумать, с моей стороны было глупо подумать… ты же не любишь блондинов.

- С чего бы? Да и что за глупости? Давно ли в зеркало смотрелся, бедный мой? Не помню, чтобы меня это волновало.

Леонард смеётся, пригладив свои светлые волосы.

- Не знаю, глупости ли, - улыбается, широко и довольно, несколько захмелев. – Мне вот нравится.

И касается уже волос Августа. Тот отмахивается, быстро кусает губу и вдруг запаляется, хитро улыбнувшись. Впервые обращается лично к нему, не стараясь вести беседу на троих.

- Но тебе много чего нравится, если я правильно помню, – он загибает пальцы. – Музыканты, светлые волосы, спортсмены, сомелье, люди в водолазках, интеллигенты… довольно обширный список, честно говоря, пальцев не хватит, если я продолжу!

Улыбка Леонарда на какой-то момент становится удовлетворённой. Разговор, видимо, зашёл в то русло, которое ему хотелось. Он перехватывает руку Августа и касается пальцев губами, задержавшись, прежде чем отпустить.

- Боже, не знал, что ты обо мне такого ужасного мнения. Я думал, ты знаешь, что я ответственный, честный человек, который никогда бы не подумал предавать кого-то, кто хоть словом обмолвится, что речь идёт об отношениях. Зачем же так дезинформировать людей, когда я, быть может, собирался произвести хорошее впечатление?

Слышится тихий примирительный смех, скорее в сторону Валери.

- И всё же, где ты живёшь? Я, кажется, так и не узнал в тот раз. Не хотелось бы остаться без связи, позволь небольшой жест в честь примирения.

- Разве твои родители не пресытились такими жестами? Пускай ты теперь и взрослый, самостоятельный член общества.

- Моя мать, между прочим, - начинает он, вновь обращаясь ко всем, и кажется в первую очередь к Валери. – От него без ума. Валериен, представь… у нас в загородном доме, ещё с моего детства, стояло старое, дорогое, как сама жизнь, и прекрасное, как картина, фортепиано. Пылилось, образно говоря, годами, моя матушка, к сожалению, так и не научилась играть. Так вот, ужасная трата, пока этот…

Он заразительно смеётся.

- «Ангел музыки», выражаясь словами классика, не оживил что наш дом, что его жалкое существование, своим прикосновением, пока гостил у нас перед экзаменами. Конечно, когда удосуживался всё-таки вылезти из кровати, или оторваться от нот. С тех пор, как мне кажется, она способна простить мне всё, если в этом будешь замешан ты. Даже мои, так скажем, нетрадиционные привычки.

- Да, я её помню, - говорит Август, улыбаясь. – Хорошая женщина. И так не повезло с сыном. Кошмар, трагедия, абсурд.

Вновь качает головой, приукрашенно драматично, и смеётся, выдавая тот факт, что нервное попивание вина не пошло ему на пользу.

- В любом случае, - Леонард вытаскивает из нагрудного кармана пиджака визитку. Протягивает её Августу, но, когда тот не берёт, быстро ищет что-то глазами, и в конце концов опускает руку под стол, в пару движений затолкнув её в карман брюк, впрочем, руку так и не убрав.

- Потерять с тобой связь снова было бы неприятно.

Август напрягается, его плечо приподнимается, хотя и не видно, что он, так же под столом, делает. В конце концов, что бы это ни было, оно очевидно не принесло успехов, потому что следом уже вторая рука закрыла его лицо, и Август выдохнул.

- Господи, Лео… может дело не в волосах, а в том, что ты вечно ставишь меня в неловкое положение перед другими людьми?

Неожиданно, черты лица того расслабляются, и он говорит мягче, серьёзнее.

- Просто я действительно рад, что ты в порядке. Даже спрашивал о тебе в консерватории. Я не знаю, как ты провёл этот год, но я знаю, что ничего не заменит тебе музыку. Мне бы хотелось помочь тебе вернуться.

Он обращается к Валери.

- Уверен, совместными усилиями мы сможем что-нибудь сделать.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Леонард, несомненно, наблюдает за реакцией Валери, пока Август пытается собраться с силами, чтобы превозмочь всю нестерпимость ситуации, в которой он оказался. Ему даже толком не удаётся посмотреть на них обоих, и особенно в сторону брата, потому что не нужно каких-то особенных навыков, чтобы понимать, как ему это всё не нравится. Лео же, по своему обыкновению, взял его в оборот резво, принялся «бить», не давая опомниться, и выпутаться из нагромождения всех этих слов всегда было трудно, чего уж говорить о таком моменте.

Леонард всё ещё улыбается, хотя сейчас кажется, что это ненамеренно, потому что неуместно, ведь вместе с тем он вроде как даёт «заднюю».

- Вижу, у тебя уже всё схвачено, - он разводит руками, всё ещё не в силах совладать с этой улыбкой, - Конечно, я не знаю, с чем вам пришлось столкнуться, к сожалению. Но имейте меня в виду, если возникнут какие-то препятствия. Конкуренция…

Август кивает.

- Да и возраст… в таком заведении. Впрочем, ты, наверное, уже и сам всё объяснил? Как бы то ни было, думаю, что для нашего вундеркинда, и в виду такого трагического развития событий, восстановиться будет нетрудно.

Он доверительно касается его колена, прежде чем окончательно отпустить.

- Всё будет хорошо. Надеюсь, ты это понимаешь.

- Конечно, понимаю, Лео, - Август, наконец, оживает, выдыхая и выпрямляясь. – Серьёзно, тебе стоит избавляться от привычки всем предлагать свою помощь. Я, как ты видишь… в надёжных руках. Всё это лишнее.

Наконец, он смотрит на Валери пристально, и сам себе кивает, выдавив лёгкую улыбку. Несмотря на то, что видит.

- Да… это я вижу, - он отпивает уже нового вина, учтиво склонив голову в благодарность, заодно показывая, что выбор ему, по-видимому, пришёлся по вкусу. Неловко смеётся. – Мне всегда было интересно увидеть твоих родителей, раз уж ты видел моих, и сейчас я чувствую себя так, словно сижу за столом с твоим отцом, а не братом. Надеюсь, моя… радость встречи… не очень вас смущает. Мне нравится думать, что мы расстались в тёплых отношениях, и я не успел подумать о том, что что-то могло измениться.

- Это не изменилось, просто…

Он не даёт ему договорить, оправдаться.

- Всё-всё! Давайте как-нибудь остановим эту волну неловкости, и выпьем, скажем, за новое начало? Тост не хуже других, полагаю. С ними кажется, что мы напиваемся не просто так. Это, конечно же, пошлость, но разве не пошлости, устоявшиеся в веках, мы привыкли называть традициями?

Август берёт бокал.

- Честное слово, он не всегда такой несносный. Возможно, сегодня затмение, или новолуние, или как это у тебя работает?

Леонард чокается со всеми.

- С тобой у меня всегда затмение, в этом я каюсь. Без таких освежающих знакомств в моей жизни попросту никуда, видишь ли! Я тебе искренне сочувствую. Наверное, что-то с лицом. Внушает доверие, или как говорят.

Он хохотнул. В ответ на его слова лишь закатывают глаза.

- Он скоро успокоится.

И Лео действительно, если так можно выразиться, на какое-то время «успокаивается». Переводит разговор немного в другое, менее напряжённое, русло. Он тоже вспоминает, как Август, когда они с Валери шли по переулкам, какие-то истории. Все они заканчивались хорошо, даже если приключения той самой компании развивались непредсказуемо. Почти все эти истории – вполне безобидны. Похоже, он действительно хорошо знает Августа, но из рассказов можно понять, что этот человек в принципе неплохо разбирается в том, как сделать жизнь окружающих проще и приятнее, чтобы ничто не омрачало тот самый весёлый досуг, о котором затем можно рассказывать новым знакомым. Самого Августа этот разговор расслабляет, он вспоминает многие моменты с удовольствием, подхватывает, готовый уцепиться за любую возможность разбавить атмосферу, и в этом стремлении, возможно, даже излишне увлекается, слегка толкает своего сорассказчика, когда тот вытягивает на поверхность что-то повседневно смущающее. Он, в свою очередь, всё чаще шепчет ему что-то на ухо, прежде чем рассказать, пусть и чаще попросту говорит тише, тут же вызывая реакцию «нет!» или «боже, ты ещё вспомни…». И Лео вспоминает о клубах, в которых они были, среди прочего, и почти все ругает. «Ему всегда нужны новые», - поясняет Август. Он действительно пытается всё это остановить время от времени, но ожидаемо проваливается.

- К слову. О новом, о клубах, но в целом о приятном времяпровождении. У вас есть планы на сегодняшний вечер?

- Да, замечательные планы, называются «вернуться домой». Мы на сегодня, я думаю, находились.

Август смотрит на Валери даже не вопросительно.

- На самом деле, я думаю, что как раз сейчас самое время этим и заняться.

И ему наконец удастся прекратить этот странный кошмар.

- Что же я слышу? Определённо, Август, которого я помню, готов был развлекаться всю ночь.

Его улыбка, дипломатичная, всё же отдаёт звериной долей наглости.

- Лео, не искушай человека, пожалуйста, и так уже сытого твоими ремарками. У меня заканчиваются способы заткнуть тебя культурно.

- Молчу, молчу. Мне, в любом случае, - он смотрит на часы. – Тоже пора собираться.

- Если вы не против, - Август встаёт. – Я выйду первый, подышать воздухом. От меня тут всё равно толку мало. Я буду ждать тебя внизу. Извини… наверное, это всё вино.

Он обращается к Валери, когда говорит последние слова, и накидывает пальто, практически вылетая наружу следом.

Леонард подзывает официанта.

- Ах, эти курильщики, и их своеобразное понятие о свежем воздухе…
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Леонард кажется намного спокойнее, когда Августа нет рядом, и заметно собраннее. Похоже, он действительно ведёт себя так, как в этот вечер, не всегда, или по крайней мере не со всеми, или попросту время для развлечений пока что прошло. Если бы не ситуация, сейчас его общество можно было бы назвать расслабляющим.

Он копается в телефоне, пока не подходит официант, но с готовностью отвлекается, протягивая руку Валери. Внимательно его слушает – а что тут скажешь? – но после вдруг снова начинает улыбаться. Похоже, к нему пришло какое-то понимание.

«В кругу семьи, было приятно познакомиться»…

Леонард оплачивает счёт.

- И что же ты сделаешь, скажи мне на милость? Запрёшь его? Он, вроде как, человек взрослый, самостоятельный.

Он вдруг осекается, мягко смеётся.

- Хотя мы, наверное, оба знаем, что это не так. Знаешь, мне всегда было интересно, откуда у него такие… склонности. Думаю, я должен поблагодарить тебя, в таком случае, так что… спасибо.

На последних словах Лео уже начинает собираться, довольно спешно.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что всё это определённо выглядит так, как будто бы нет. Можешь быть спокоен, однако, - вмешиваться в семейные драмы не входит в мою привычку. Доброй ночи.

Его фигура удаляется по направлению к выходу. Судя по скорости, с которой это происходит, Леонард надеется попрощаться с Августом, хотя с тем же успехом мог бы и просто пытаться избежать скандала, а то и того хуже. Он встречает его на улице один, как и ожидалось, с сигаретой, заметно подавленный и нервозный. Лео касается его плеча.

- Хорошо прошло, да?

Август невесело усмехается. Конечно, даже Леонард не может быть таким тупицей, чтобы говорить это всерьёз, а он тупым, вообще-то, никогда не был.

- Я надеялся перекинуться с тобой парой слов, пока Гитлер не смотрит.

- Лео, это не очень хорошая идея.

Но он уже тащит его за локоть, довольно грубо, куда-то за угол здания.

Август выходит через несколько минут таких «разговоров», быстрым шагом возвращаясь ко входу. Он выглядит потрёпанным, и на ходу приглаживает волосы. Валери, конечно же, уже вышел. Интересно, сколько он тут стоит.

- Прости, он…

Краем взгляда Август провожает Лео, который вышел следом и уже направлялся к своей машине.

- Хотел попрощаться. Не думаю, что мы ещё о нём услышим.

В его словах звучит некоторая доля сомнений.

- Уверен, ему и без нас есть чем заняться.

Кажется, что Август хочет сказать что-то ещё, но почему-то замолкает. Ему заметно неуютно.

- Пойдём домой?
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

До машины они идут в молчании. Флёр хорошего выходного на данный момент уже практически полностью выветрился, а те отголоски, что остались, непоправимо отравлены. Ему бы действительно хотелось вернуться домой, вот только сложно сказать, в полной ли мере сейчас квартира Валери кажется ему домом. Среди всего прочего, расстраивает тот факт, что повторения сегодняшнего дня, видимо, в ближайшее время ждать не следует.

Он действительно вспомнил, что была другая жизнь, и какой насыщенной она была. К горьким мыслям, волнению, природу которого со стороны определить невозможно, примешались какие-то пространные фантазии. Зачем-то – ещё и вопрос Валери о том, готов ли он восстанавливаться. Уже в момент произнесения предложение казалось ему частью некоего далёкого сна, абсурдного и нереального, теперь уж это вообще похоже на издёвку.

Почему же всё так ебануто?

Он уверен, что череда правильных решений привела бы к тому, чего ему сейчас хотелось. Жаль, что решения у него практически всегда неправильные. Самое последнее, возможно, было принято несколько минут назад.

Валери заталкивает его в машину. Август почти не сопротивляется, только рефлекторно. По правде говоря, это меньшее из того, чего можно было бы ожидать, после такого представления. Не сразу получается влезть нормально, впрочем, но затем он пристёгивается и по своему обыкновению вцепляется в ручку двери.

Нет, от той, «прошлой» жизни, он уже определённо недосягаемо далёк. Стоило подумать раньше о том, чтобы включить в неё Валери, вместо того, чтобы бегать от него, пытаясь не мешать его «нормальности», каким-то таким же отношениям, или о чём он тогда думал. Но кто же знал?

Машина трогается. Музыка, даже тихая, слегка вырывает из раздумий.

- А… ну. Общались, знаешь.

Август на него не смотрит. Сейчас бы следовало придумать какую-то ложь, наверное, попытаться его успокоить, но во лжи ему никогда не везло, а потому лучше даже и не пытаться. Расскажи он, ничего хорошего не случится. Даже разумности Валери есть какой-то предел. Мысли о том, что тот может навредить Лео, как-то сами собой не приходили – это было бы слишком глупо и слишком импульсивно, а главное слишком непрофессионально. Но Леонард постарался, чтобы это стало хоть как-то возможным.

- Тебе не стоит о нём беспокоиться, - повторяет Август, и снова голос предаёт его. Понимая это, он горячо выдыхает. Алкоголь бродит в крови, и он неловко, осторожно снимает пальто. Поправляет рукава водолазки, пряча обратно тёмные следы синяков.

- Ты главное... следи за дорогой, пожалуйста. Мы же пили.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Да, именно то, что сейчас нужно захмелевшему водителю, это честный ответ на его вопрос. Август выдыхает ещё раз, пытаясь подобрать правильные слова, и в принципе очевидно, что он действительно волнуется.

- Я не думаю, что ты сделаешь что-то глупое.

Забавно, насколько жуткое это предположение само по себе. Август ловит себя на мысли, что не может толком привыкнуть к тому, что Валери действительно представляет для общества неиллюзорную опасность, даже если видит тому какое-то сверхъестественное подтверждение каждый день. Ему, определённо, не хотелось бы, чтобы с Леонардом что-то случилось.

Как и с кем бы то ни было другим, впрочем.

Брат молчит. Август смотрит в окно, ловит огни уже ночного города, лишь иногда посматривая в сторону водительского сидения. Всё это навевает неприятные воспоминания, но и возвращаться для «дома поговорим» - перспектива безрадостная. Ощущение такое, словно тебе вцепились в глотку руками.

Выходя из машины, он нервно выдыхает и набирает полные лёгкие свежего воздуха. Добрались. В таких делах второго раза может не быть - он знает об этом слишком хорошо. Как знает и то, что второй такой аварии ему не пережить, даже если удача снова окажется на его стороне. Ему не пережить Валери – это точно.

Надо как-то продержаться.

Возвращение домой проходит в гнетущем молчании. Он злится. Август чувствует себя… странно. Как будто на тебя мчится грузовик и нет на свете идеи привлекательнее, чем кинуться ему под колёса. Но не сейчас, не сразу. Для начала ему надо убедиться, что Валери ничего не найдёт, никого не убьёт, ничего не узнает. Потом – хоть потоп. К сожалению, пока что он успевает снять только ботинки. Удар приходится неожиданно и отдаётся звонким хлопком где-то внутри головы.

«Чёрт».

Август вдруг начинает улыбаться. Он, конечно же, не знает, что по сути сейчас смахивает на того же Леонарда, ибо не имел сомнительного удовольствия присутствовать перед их прощанием. Щека почти сразу начинает гореть. Руки как-то сами собой завершают запланированное движение, пока Валери говорит, и всё же вешают пальто на крючок.

Конечно, он сам виноват. «Никаких секретов», - тоже мне.

- Мы напряжённо общались, - неопределённо отвечает Август, прежде чем оказаться прижатым к стене. Новый выдох – уже короткий, сдавленный. Его взгляд, кажется, немного поплыл, но улыбка почему-то стала только шире. Это и неудивительно, если знать, что подобное с ним происходит уже второй раз за вечер. Серьёзно, надо уже подальше держаться от стен.

Валери практически не даёт ему вставать слово, плетёт про какие-то «наклонности», и взгляд Августа быстро пробегается по его лицу, пока сам он пытается понять, о чём вообще идёт речь. Наконец, в его глазах отражается понимание, и лицо начинает жечь ещё сильнее – теперь уже от смущения.

- Что он тебе наговорил?

Действительно, Леонард мог разболтать многое, и кое о чём Августу бы хотелось, чтобы не знал вообще никто, Валери в первую очередь.

- Послушай, я… просто пытался избавиться от него, какая разница как именно?

Август прикусывает губу. После хватки Валери плечо приятно болит. Да уж, у него определённо есть какие-то «наклонности». Мысли туманятся ещё немного, когда брат приказывает направляться в спальню. Он немного наклоняется и тихо говорит рядом с его ухом:

- И после этого ты думаешь, что только у меня есть «наклонности»? – он выдерживает короткую паузу, прежде чем добавить: - Есть, сэр.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

«А кто шутит?»

Стереть дурацкую улыбку с лица, пока что, не получается. Постепенно, она становится менее естественной, блекнет. Когда Валери толкает его к стене второй раз, смеяться уже не хочется. Галстук затягивается на запястьях быстро, крепко. Приятно, от рук до плеч, прокатывается еле ощутимая волна слабости. Движения Валери – точные, резкие. Чрезвычайно эффективно, надо заметить, он может действовать.

Август сжимает зубы, молчит. Делает шаг вперёд, покачнувшись поначалу, но затем выравнивается, и идёт – вперёд. Наконец, он перестаёт улыбаться совсем, так и не поняв, а почему собственно начинал. Видеть, как Валери ревнует, как минимум необычно, пожалуй, даже приятно, и определённо забавно. В представлении Августа, он таких дурацких эмоций предпочитал не испытывать. Сложно поверить, что его можно вывести настолько, и по такой обыденной причине. Что из этого выйдет?

На самом деле, поначалу он злился, Август. Но потом вспомнил, что недоверие Валери, действительно, не беспочвенно. Ведь он действительно его обманул, действительно недоговорил, и определённо действительно его предал, решив заиметь себе «запасной план» на тот случай, если что-то пойдёт наперекосяк. Он ведь знает, как тому важно всё контролировать, сам пытался избавиться от секретов, но как только подвернулась возможность – состряпал новый. И он снова во всём виноват и во всём облажался. Эта песня стара.

Стара настолько, что его отношение к ней начинает меняться.

Он командует: «на колени», и силой заставляет опуститься. Август падает на пол, действительно оказываясь перед ним на коленях, и смотрит на брата снизу-вверх. Что теперь? Догадаться, в принципе, не сложно. То, что он уже возбуждён, Августа несколько удивляет. Не так уж ему, видимо, всё это не нравится. Не так уж скорбно разбиты его представления о младшем брате.

- Не похоже, чтобы тебя это так уж сильно расстраивало, - его голос сейчас кажется ниже от уже собственного возбуждения. Ощущение, которое Август испытывал, находясь рядом с Валери, сейчас обрело вполне конкретную, осязаемую форму, красивый наглядный образ, где он всегда где-то внизу, а тот – где-то наверху. Кто бы мог подумать, что испытать что-то подобное в действительности будет так… захватывающе.

И всё же, конец фразы срывается, когда ботинок касается паха. Август не пытается прикрыться и подаётся вперёд, слегка качнувшись, ближе, проводит губами по его члену, чуть дальше – языком, пока наконец не накрывает его губами, начинает сосать, медленно, ещё не вполне поверив в то, что сейчас происходит.

Да, действительно. Почему бы и нет? Он ведь, действительно, к этому приучен, если подумать. Валери, понятно, говорит из ревности, неизвестно, зная ли о том, что прав. И Август, конечно, никогда не думал об этом так – все его «романы» казались ему водоворотом чувств, каждый раз, интереса, вовлеченности, а секс будто бы просто прилагался. Ему и в голову не приходило, сколько, в итоге, у него было партнёров, как это выглядело со стороны, что он вообще делал, где делал, сколько раз делал. Он удобно забывал обо всех тех случаях, когда просто был слишком пьян, слишком легкомысленен, слишком молод. Он уже и не помнит, когда был один в последний раз, ещё до аварии.

Лео отличился лишь тем, что первый показал ему, кем он является на самом деле. И похоже, что в этот раз от этого уже не сбежишь.

Август наклоняется ближе, берёт в рот больше, лаская его член языком насколько может дотянуться, и сам ощутимо возбуждается, сжимает связанные руки в кулаки, постепенно скользя губами быстрее, сжимая ими крепче, пока не отрывается на несколько секунд, проводит языком по головке, дразня кончиком. Он бросает взгляд наверх, уже изрядно затуманенный, но очевидно вопросительный – «нравится получать то, чего хотел?».

Да, эти ощущения, которые он испытывал, впервые дорвавшись до Валери, действительно обрели форму. Не то чтобы их секс был особо извращённым до сих пор, если отбросить сам факт инцеста. Теперь всё кажется по-другому. И это слишком, наркотически, приятно.

- Ну что? Могу я довести кого-то до оргазма за пять минут?

Его вопрос звучит с лёгкой усмешкой, и горячее дыхание касается кожи.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Взгляд Августа немного меняется ещё до того, как происходит хоть что-то, стоит только взглянуть в его глаза, расслышать его дыхание, поймать, моментом, прикосновение его пальцев к волосам, и потом уже – почувствовать, как он прижимает ботинок к паху, мешая боль с удовольствием, так, что хочется ещё, хоть как-то, сколь унизительно бы это ни было. С губ срывается хриплый, сдавленный стон, и похоже, что язвить дальше становится сложно – невозможно, пока он говорит таким голосом, пока касается так, и уж само собой разумеется особо не поязвишь, когда заставляют снова взять в рот.

Август послушно заглатывает больше, задерживая дыхание, и вновь скользит губами, уже, заметно, с большим удовольствием, наклоняет голову, слушает каждое его слово, тихо простонав в процессе только от того, что не может ничего ответить, только от того, как это звучит вместе с тем, чем он сейчас занимается. Теперь, когда он каждый раз тянется взять глубже, пока увлекается так, пока сосёт так жарко, пошло, держать равновесие становится ещё труднее, стоять – ещё неудобнее, и он то и дело покачивается, чувствуя, как руки начинают побаливать, ноги, всё – от неудобности позы. Возбуждение становится мучительным, особенно без возможности к себе прикасаться, от этого – ещё больше, и так до тех пор, пока он не ловит себя на том, что сам уже почти прижимается к его ноге.

Когда Валери тянет его за волосы, взгляд Августа уже совершенно пьяный, хотя его, всё ещё, волнует, как неуклюже он переставляет ногами, пытаясь подползти к кровати и не рухнуть на пол, кусает губы, пытаясь подавить смущение, а ведь казалось бы…

Новая унизительная поза, особенно в первое время, пока руки ещё были связаны за спиной, и теперь он не может видеть брата, что, в какой-то степени, досадно – так он на него смотрит. Первое движение, когда его руки наконец развязывают – дотянуться до них, потереть запястья, но Валери успевает перехватить их самостоятельно, заводя теперь над головой. Август утыкается носом в постельное белье, немного выгнувшись: быть связанным, быть под ним – слишком опьяняюще, почти парализующе приятно, сладко – невероятно.

- Да, - отзывается он, забывшись на миг в этой картине, и тянет в продолжение фразы: - Со мной такое уже было…

Улыбается, одними уголками губ, коротко. Воспоминания, действительно, мелькают у него в голове, хотя невозможно сказать, насколько они приятные. Он помнит, что тогда ему было хорошо до неприличия; помнит также и то, что затем ему было до неприличия стыдно, и он, в общем-то, предпочитал вычеркнуть то время из своей памяти вовсе. Череду событий, которая приведёт его обратно к таким вещам, предугадать нельзя было бы даже в страшном сне.

Валери касается его тела своим, нависает, и по спине пробегают мурашки, разливаясь негой до самого низа живота. Август стоит, слегка раздвинув ноги, трётся головой о кровать, снова сжимает руки, чувствуя, как он приспускает с него брюки, тянет вниз нижнее бельё. Он снова тихо стонет, заслышав звук от его ремня, тут же прикусывая ткань, поэтому первое, что он говорит, звучит сдавленно и приглушённо:

- Раз…

Боль рассекает по коже, свежая, будто твёрдая наощупь, пока ещё вполне терпимая, но сильная с первого же удара, но, что самое приятное – настоящая, а не наигранная, ощущающаяся реальной, позволяя, действительно, выпустить это бесконечное чувство вины, прочувствовать его, насладиться им.

- Три…

Всё, чего он не сделал, или сделал неправильно, чёртов телефон, который он взял, и это грязное, неправильное желание, удовольствие, с которым он стоял перед ним на коленях, накрывают с головой.

- Шесть…

Чем больше приходится ударов, тем сложнее их становится терпеть, и Август начинает выгибаться от каждого, каждый из них – жжётся сильнее, становится нестерпимее, пока он не начинает всхлипывать прямо на отсчёте, при том, заметно, возбуждаясь всё сильнее.

- Девять… Боже…

Подвывает, цепляясь пальцами, рефлекторно – пытаясь проползти по кровати вперёд, пусть на самом деле никуда и не двигаясь. Заметно, что Август, в целом, переносит боль не слишком хорошо, и становится больно ему достаточно рано, но не видно, чтобы он хотя бы думал жаловаться, даже когда всхлипы становятся особенно жалобными.

- Двенадцать…

Даже когда хочется просить прекратить, в его голосе всё равно почти слышится «ещё». Август, всё чаще, вжимается в кровать, потирается о неё пахом то случайно, то намеренно, и под конец счет мешается со стонами, слышимо становится слаще, и с последней цифрой он, сжавшись, задрожав, кончает, вновь пряча лицо, хотя ему очевидно, визуально различимо, всё ещё – недостаточно.

- Пятнадцать!
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

«Чёрт побери».

Эта мысль настолько громкая, что почти прозвучала вслух. Август выдыхает шумно, напряжённо. Его ноги дрожат от перевозбуждения, но ещё раз, заметно, он чуть дёрнулся, в самый последний момент преодолев рефлекторное желание свести колени. Стыдно. Даже в самые свои плохие моменты, ему удавалось позаботиться о том, намеренно или случайно, чтобы не выглядеть плохо, жалко, слишком распущенно, слишком… грязно, и это смешно, ведь если задуматься, разве не семейная мания контроля нашла таким образом в нём выход? Кто бы мог подумать, что в нём это тоже есть.

Но не сейчас. Не в таких случаях. И теперь уже, не с таким человеком, от которого можно просто сбежать, перестать брать трубку, выкрутить громкость общения до минимума.

Чёрт побери…

Ему всё ещё мало, теперь уже, вполне конкретным образом, хочется больше, и уж тем более – всё ещё больно, практически до слёз, нижняя часть тела болит так, что жар касается ног. И всё же от частичной разрядки разум немного проясняется. Голос Валери кажется ближе, четче, сам он – чувствуется лучше: жар его тела, напряжение, возбуждение в его голосе. Слова брата действуют на него сейчас почти гипнотически.

- Слышать от тебя такое…

Август рвано, на выдохе, усмехается, уже и вполовину не так борзо, как раньше. Он не договаривает, потому что сам не до конца понимает, что имеет в виду. Валери всегда был вежлив, как минимум. В своей первой любви, какой он её помнил, даже достаточно мил. О других его партнёрах Август либо не знал, либо знал очень вскользь. Может, даже и не хотел знать. Представить его таким – сложно. Представить, что он говорит это всё ему, наложить это как-то на прошлое, наложить это как-то, даже, на настоящее…

Он никогда толком не думал, как Валери относился к этой части его образа жизни. Не то чтобы он показывал. Августу казалось, что ему в большей степени всё равно. Ему не приходило в голову, каково это может быть - слышать от него всё это. Каково это было бы - однажды оказаться в его руках и никогда больше не выбраться.

- Слишком хорошо, брат…

И снова – выдыхая на словах, говоря совсем тихо к концу фразы, будто сдавшись, потому что если есть на свете вещь более унизительная, чем кончить перед ним таким образом, так это сказать ему что-то подобное, пока он называет его шлюхой, говорит такие вещи, продолжает – таким тоном.

Август редко называет его братом, если задуматься. И это очень странный момент для того, чтобы начать.

Да, он сдаётся, заметно, больше реагируя на его прикосновения, вновь простонав, болезненно, в ответ касание до члена. Резко дёргается – ощущается через чур остро, и вновь вжимается в кровать всем телом, душа этот звук в одеяло. Думает ли он, что тот собирается прекратить? Нет. Не сейчас. Сейчас его голос сводит с ума.

Сейчас, если бы это прекратилось, он бы, наверное, сморозил любую чушь, лишь бы услышать его снова. Что угодно, чтобы уловить эти нотки удовлетворённости, почувствовать ещё хоть на мгновение, как опьяняюще приятно – подчиняться ему.

Август дёргается от касания до исполосованной кожи, вдыхая, всхлипнув – взахлёб, насколько это сейчас больно, и ещё больнее, когда он вдавливает пальцы. Невыносимо, что слёзы на глаза наворачивается, и он кусает ткань снова, коротко хныча, пока его, наконец, не отпускают.

Время, что проходит, пока Валери находит смазку, пролетает слишком быстро, в несколько мгновений, - сознание слишком спутанное, будь то алкоголь или жгучее, разъедающее желание. Ещё один тихий, пошлый стон, когда он касается членом. Август, всё ещё, стоит в такой же унизительной позе, со спущенными брюками, раздвинутыми ногами и связанными руками. Сейчас уже нет ни сил, ни желания, как-то напрягаться, и оттого вставить ему легче, чем могло бы быть, не будь он возбуждён до такой степени.

И всё же – головокружительное удовольствие мешается с болью. Сейчас, без подготовки, он чувствует его слишком хорошо, туго, обхватывает его член – слишком крепко, и оттого ощущение, как брат начинает его трахать – яркое, грубое, настолько неприлично пошлое, что не получается даже толком стонать в голос.

Лишь сбито, иногда забывая, дышать.

- Нет…

Он отвечает в забытье, и звучит, на самом деле, не слишком убедительно; не таким, полным желания, голосом, не с таким, уже слышимым, стоном.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Август ничего не отвечает, если не считать ответом тяжёлый, возбуждённый выдох, к концу сводящийся в глубокий стон. Ему понравилось, как Валери взял его за волосы, и даже жаль, что отпустил так скоро – эта сцена, наверное, ещё надолго засядет у него в голове. То, как ощущается тяжесть его тела, и так уже не выходит.

Он пропускает пальцы в рот свободно, послушно, хотя не сразу увлекается, слишком отвлечённый другими ощущениями, но постепенно схватывает, и начинает ласкать их языком, посасывать – так же, как недавно ласкал его член, только теперь постанывая на толчках, то и дело – жмурясь, сводя брови от боли, больше от того, что каждое прикосновение к исполосованной коже сейчас ярко чувствуется.

Хорошо.

Август реагирует на его слова очередным стоном, более громким, мешая его с жалобным всхлипом. Отвечать, действительно, неудобно. Отвечать, честно говоря, и не хочется – сложно насытиться им, и каждое движение, каждую волну удовольствия ловишь так, словно это в последний раз.

«Боже…»

Может, «есть в этом что-то правильное» - не совсем верное выражение для происходящего. Где-то на краю сознания почти всегда мелькает, что это, конечно же, далеко не так. Августа никогда особо не занимали вопросы религии, но если ад и существует, то мысли о том, что он там окажется, посещают его в последнее время чрезвычайно часто.

И всё же кажется это именно так, как должно было быть. То, к чему всё очевидно шло, но лишь по каким-то гротескным обстоятельствам стало возможным. Может быть, он уже мёртв, или где-то в другой линии событий у них всё пошло так, как у нормальных людей, и они действительно разошлись каждый своей дорогой, а эта линия событий осталась где-то вне времени.

А может это попросту ворох красивых слов, чтобы сказать, что ему этого, видимо, давно хотелось. Каждый раз, как он чувствовал то «странное ощущение», когда брат поступал по-своему, или в чём-то его в очередной раз обгонял, был слабым отголоском того, что Август чувствует сейчас.

И как же хорошо чувствовать это по-настоящему.

- Хочу…

Его голос совсем потерянный, неизвестный ему, будто совсем чужой, и такой же – взгляд. Август выдыхает, когда брат останавливается, сжимает губы, смотрит на него – теперь уже может – практически умоляюще. И лицо у него совсем красное.
Он смотрит на нож. Надо сказать, с ним Валери тоже смотрится достаточно органично. Не трудно заметить, что близость острых предметов Августа пугает, может быть, разве что инстинктивно, особенно пока ещё связан. Кажется, он дошёл до той точки, что позволит сделать с собой что угодно.

И всё же от прикосновения лезвия Август напряжённо выдыхает. По плечам от возбуждения проходит дрожь. Он не прячется, хоть и чувствует себя раздетым не только физически. Конечно, весь он сейчас – принадлежит ему.

Поднять ноги…

Он облизывается, немного помедлив, прежде чем исполнить приказ, но вскоре подхватывает себя за ноги и поднимает их, разведя в стороны. Всё это время на него смотрит, хоть по взгляду и видно, как хочется отвести глаза.

- Пожалуйста…

Сдержаться становится сложно, ведь это действительно – мучительно. Желание, с которым хочется почувствовать его снова, настолько обжигающе яркое, что от него физически больно. Август всё ещё смотрит, замечая, как брат наслаждается его реакцией, тем, как неприкрыто изнывает его тело. Смотрит так, будто спрашивает: «разве тебе самому не хочется?».

Этот вопрос – в каждом мельчайшем движении его тела. В каждом жарком выдохе мольба:

«Прошу, возьми меня».

- Валери…

«Разве тебе меня не хочется?»

Он раздвигает ноги немного шире. Слегка поднимает бёдра, потянув руки на себя, кусая губы со стыда.

Но когда Валери снова вставляет, Август с наслаждением стонет, запрокинув голову, громче прежнего.

- Брат…

Он смотрит на свои ноги и протяжно, сладко хнычет, в полной мере чувствуя теперь, как сам себя ему предлагает.

- Как хорошо…

От его грубых, неаккуратных движений, от прикосновений, причиняющих боль, насмешки в голосе и этого взгляда – Август сходит с ума.

- Пожалуйста…

От того, как он трахает его, словно шлюху – сходит с ума.

- Прости меня…

От того, что заставляет чувствовать себя его собственностью.

Ещё всхлип. Он тянет уже что-то нечленораздельное, крепче вцепляясь в свою кожу.

[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Валери, наверное, был прав.

От удара ремнём Август сжался, хнычуще простонав от боли. Больно, кажется, по всему телу – то тут, то там, горит, покалывает, и в местах, где выступала кровь, на вспотевшей коже, пощипывает, - всё это складывается в ощущение, словно на тебе уже вскоре не останется места, где бы он ни коснулся. Боль не позволяет ему успокоиться и наслаждаться этим всем, как обычным сексом.

Да, он прав, хоть сам и не знает в чём. Августу ведь тоже не стало легче. Он, действительно, не сказал, за что извиняется. Нельзя ведь извиниться и продолжать врать – так это не работает. Он не сказал, что взял телефон – получается, не только соврал, но ещё и дураком его выставил, заставив думать чёрт пойми что. Какое за это может быть наказание?

Его пальцы заметно дрогнули – на секунду показалось, что он вот-вот отпустит ноги. Держать их становится всё труднее, руки затекают, тело – всё это смешивается с пьянящим, головокружительным удовольствием, вплетается в его слова, тон его голоса, контрастирует с усмешками.

Он говорит, что причин накопилось много. Августа легко в этом убедить, особенно когда он входит так резко, что с губ срывается совершенно шлюшачий скулёж. Может быть, и в этом он прав, раз обслуживать его – так приятно.

Раз так нравится чувствовать, как он получает от происходящего удовольствие. Сейчас Август почти не двигается, и не может сделать ничего, чтобы закрыться от боли или как-то контролировать темп его движений. Он сжимает губы, когда Валери вновь особенно сильно впивается в кожу, и тянет жалобное мычание, но всё тело – горит, изнывает от жаркой, головокружительной волны удовольствия.

Пока он говорит, с каждым словом делая новый толчок, дышать становится совсем трудно, и стоны сбиваются, всё больше походя на обрывочные, взахлёб, звуки, пока Август не запрокидывает голову, тяжело дыша, и только потом, когда он кончает, протяжно и тихо стонет, принимаясь кусать губы.

Действительно, чёрт возьми.

Какое за это может быть наказание? Разумеется, он может его просто убить.

На какое-то время, после разрядки, Валери как будто бы успокаивается. Снова начинает говорить, мучая его мимолётным прикосновением, от которого ноги начинают подрагивать. Он говорит, что Август отбился от рук, и что всё это тянется уже довольно давно – «его непослушание». От мысли, что ему давно хотелось поставить его на место, сознательно или нет, бросает в жар.

- Я должен был всегда помнить, что принадлежу тебе.

Август говорит это, хоть и не планировал, на самом деле, даже ещё не закончив вникать в смысл его слов, а о смысле собственных не задумавшись совсем, ведь если вдуматься, то это было бы попросту невозможно. Невозможно, или почти, было осознать это тогда.

И всё же это самое точное определение того, что он почувствовал.

Волосы Валери красиво распадаются по его плечам. Он снова касается члена, на этот раз перевязывая его резинкой. Август не сопротивляется, не двигается, несмотря на то, что возбуждение даже сейчас – невыносимое.

Он смотрит ему в глаза, на этот раз сразу с готовностью обхватывая его пальцы губами. Приходится задержать дыхание, почти поперхнувшись, но он проводит по ним языком ласково-пошло, пока Валери вынимает пальцы.

«Всё, что ты захочешь».

Вязким туманом в голове растекается асфиксия. Слабый, короткий вздох, когда он позволяет, с совсем тихим хрипом.

И что с того, что он может его убить?

«Всё – для тебя».

Август сжимает зубы – руки, и ноги, начинает сводить уже нестерпимо, и лишь глубоко вдыхает, когда Валери вставляет снова – слишком приятно чувствовать его член сразу после того, как он кончил внутрь. Действительно, сводит нестерпимо, но и хорошо – так же.

Протяжный, с тихим стоном, выдох.

- Валери…

От прикосновения к члену Август сжимается ещё сильнее, чем от боли, и хнычет дольше прежнего, впившись ногтями в свою кожу.

- Он дал мне телефон…

Желание закрыть глаза настолько сильно, что костяшки пальцев белеют от того, с какой силой Август себя держит.

- Он дал мне телефон, и я соврал…

Он смотрит ему в глаза, и в этот раз извиняться язык не поворачивается.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]

Август дышит тяжело. Слова дались ему нелегко, но смотреть на Валери, слышать холод в его голосе, ждать, что случится дальше – ещё мучительнее.

Нет, он не думает, что имеет право на что-то такое. Он, на самом деле, и сам не знает, зачем это сделал. Ему представился шанс обрести хотя бы толику контроля, каплю свободы, – отказаться было сложно.

Но он никогда не хотел ему врать.

Август, наконец, отпускает ноги, тихо, напряжённо выдохнув – дрожат и руки, и сам он, весь, подрагивает от напряжения, возбуждения, послушно, по его приказу, переворачиваясь. От звука ремня он вздрагивает уже гораздо более заметно и со всей силы впивается в одеяло, громко замычав от боли.

Не в последний раз.

С каждым ударом звуки становятся всё громче, пока Август не начинает стонать, уже откровенно болезненно, постепенно, всё чаще, всхлипывая, начиная рефлекторно сжиматься, вдавливаясь в кровать, цепляясь зубами за ткань. Страх медленно отступает. Как бы ни хотелось сбежать от боли, он чувствует, что действительно это заслужил. Теперь – становится легче. Вместе с облегчением, с нестерпимой, уже режущей болью, вместо стонов вырываются полувскрики, быстро переходящие в рыдания, приглушённые, от того, как крепко он утыкается в кровать, но даже так – громкие. И каждый раз, как ему хочется что-то сказать, попросить прекратить, он лишь сильнее сжимает зубы.

К тому моменту, как Валери заканчивает, лицо уже всё мокрое. Плечи ещё дрожат, и даже от прикосновений его волос Август вздрагивает. Он всё ещё всхлипывает, успокаиваясь не сразу.

Чувствовать его руку на своём горле сейчас невероятно приятно, и место, в котором резинка передавливает член, отдаётся тянущей, мучительной болью.

Как же хорошо наконец это услышать. Вряд ли Валери мог знать, что ему достаточно лишь сказать, протянуть руку и взять его – и Август с радостью будет его собственностью.

- Я принадлежу тебе, - говорит он на выдохе хрипло, тихо, и вбирает воздуха в лёгкие. – Я всегда буду тебя слушаться.

Август берёт его за руку и припадает к ней губами.

- О каждом шаге, что я сделаю, и каждом слове, что я скажу, ты будешь знать.
[nick]August[/nick][status]make me unsee it[/status]